Томас Гарди - Стихотворения

Плелись за гробом как во сне.
Никто не глянул на меня:
Я шла поодаль, в стороне,
Любимая, а не родня.
Как ночь был черен их наряд
Я вышла, платья не сменя.
Был бесконечно пуст их взгляд
Огнем сжигала скорбь меня.

Быть среди верующих тенью,
Персоной нежеланной,
Считать их веру, их виденья
Фантазией туманной,
Рожденной силой убежденья
Таков удел мой странный.
За что навеки обречен
Я жить с душевной раной?
За что средь зрячих я рожден
Слепой и бесталанный?
За что их радостей лишен?
Твержу я постоянно.
Но если я не их породы,
Всевышним осиянной,
И если нет во мне свободы,
Моим собратьям данной,
Пускай в них милосердья всходы
Взрастят мои изъяны.
Я с человеком схож, который
Стоит средь люда, рьяно
Кричащего: "Вон там просторы!
Там волны океана!"
Но видит сам лишь сумрак бора,
Нависший над поляной.
Мне б, недостойному, смириться
С судьбой, но постоянно
Я слышу: "Он в душе стремится
Сберечь свои изъяны!"
Мне что же - как подбитой птице,
Не взмыть в простор желанный?
Довольно! Нас, кто так томится,
Ждет отдых долгожданный!

Лицо с увядшей кожей
Отражено в стекле.
Устало сердце, о Боже!
Мне тяжко на земле.
Холодным неучастьем
Не тяготят сердца.
Одна, в смиренье, с бесстрастьем
Ждала бы я конца.
Но время жить мешает,
Последних сил лишив.
Озноб в потемках набегает,
Как на берег прилив.

Три капитана ушли воевать
В Индию, а живым
Вернулся один, чтобы лавры пожать,
Снившиеся троим.
И он спешит в старинный придел,
Где в школьные времена
Трое мальчиков на стене
Вырезали свои имена.
Три строчки равной высоты,
Как прежде, рядом, но...
"Им суждено было замышлять:
Исполнить - мне суждено".
"Кто жизнь сбережет, погубит ее",
Сказал проповедник - и он,
Невольный слушатель, оглядел
Кривые буквы имен:
Он здесь; их нет - и что же в том?
Иначе бы жребий пал
Они бы вернулись в родимый дом,
А он вдали лежал.
Но в жизни тех, кто не пришел,
Он видит некий свет:
Он видит величия ореол,
Какого над выжившим нет.
В бессмертной славе, в нездешних лучах
Не ты вернулся, брат:
Нездешнее светит в чужих полях,
Где двое павших спят.

Прощальные марши сошли на нет,
Корабль соленую воду грызет
Столб красного дыма за горизонт
Ушел, как последний самый привет;
Острее разлуки не видел свет,
И топот мужчин, всходивших на борт
Теперь, как вопрос, над миром простерт:
"Доколе, тевтон, славянин и кельт,
Вы будете из-за распрей на смерть
Таких посылать, ни за что губить,
Когда сумеете преодолеть
Вражду и соседей своих любить,
А патриотизм перестанет быть
Рабом и обнимет воду и твердь?"

Что же тревожнее, что безнадежнее,
Неосторожней солдатской любви!
Мы милых выбрали, их у нас вырвали
И на войну повезут корабли.

Как через силу мы шли рядом с милыми,
Еле тащились сквозь ливень и мрак;
Шли они гордые, нам непокорные,
И приближал нашу боль каждый шаг.

Пушки тяжелые, крупные, желтые,
Словно животные, нюхали ночь,
Спицы и ободы, длинные хоботы
Даже глядеть на них было невмочь.

В газовом призрачном свете на пристани,
Бледные, мы целовали солдат
С жадною, слезною, страшною просьбою:
Честь уберечь, но вернуться назад.

Остолбеневшими были, ослепшими
Мы, когда их уводили от нас.
В горечи каждая помощи жаждала,
Той же дорогой обратно плетясь.

Кто-то растерянно крикнул: "Потеряны
Наши для нас!.." Нет, Господня рука
В муках и в горе им будет подспорием,
Хоть коротка их стезя, хоть долга.

Но до рассвета нас все же преследуют
Их голоса в темноте... И опять,
Полные ужаса, учимся мужеству,
Чтобы с надеждой и верой их ждать.