Игорь Чиннов - Собрание сочинений - В 2 т. Т.1 - Стихотворения

Ну, а тебе – дела не опротивели?
Не надоело волноваться?
Давай поблагодушествуем в Тиволи,
Где веет райская прохладца.

Побалуем скучающую душеньку
Чайком, винцом, воображеньем.
Послушаем копеечную музычку,
Колпак с бубенчиком наденем.

С большими ангелами повстречаемся,
Побалагурим и подвыпьем.
И к повести, которая кончается,
Добавим неземной постскриптум.

Нe муравьино, а соловьино,
Блаженной дурью Арлекина…
Уже голубка Коломбина
Слетает с облака голубого.

Над Атлантическим океаном
Летит играя мандолина,
И дочь хозяина балагана
Тебя мечтает осчастливить.

И жёлтый клоун в небе катит
Большое колесо Фортуны,
И нежная ручка обезьяны
Блаженство вынула из урны.

Быть может – так, быть может – иначе,
Не знаешь сам, что звуки значат,
Но солнце ловишь ты, как мячик,
Как персик мягко золотистый.

Что же всё бороться и бороться…
Лучше купим розовый палаццо
Или облако большое купим.

Я надумал позабыть заботу,
Поменять заботу на комету,
В лавочке купить Кассиопею.

Или без билета в лотерею
Выиграть большую золотую
Порцию бессмертия – ты хочешь?

Шепчу слова, бессвязно, безотчетно,
Бессмысленно в безлиственной аллее,
Проходит день бесплодно и бесплотно,
Но тёмные слова уже светлее,

И вижу звук, как серебристый луч, я,
И кажется – не обречен шептать я:
Уже слетает ангел полнозвучья
Наплывом музыки и благодати.

А в небе отблеск – дымный, дынный, длинный –
И колокол звонит (не дар Валдая),
И синие цветы иной долины
(Не то что рая, но – иного края)
В сиянии цветут не увядая.

Превращается имя и отчество
В предвечернее пламя и облачко,

И становится дата рождения
Отражением – в озере – дерева.

И становится даже профессия
Колыханием, феей и песенкой,

И остатки какого-то адреса
Превращаются в лотос и аиста.

И подумайте – стала фамилия
Розоватым фламинго – и лилией.

Может быть, оба мы будем в аду.
Чертик, зеленый, как какаду,
Скажет: «Вы курите? Кукареку.
А где ваши куррикулум вите?
Угу. Садитесь оба на сковороду.
Не беспокоит? Кра-кра, ку-ку».

Жариться жарко в жиру и в жару.
Чертик-кузнечик, черт-кенгуру,
Не смейте прыгать на сковороду.
Мы хотим одни играть в чехарду.
«Ква-ква, кви про кво, киш-миш, в дыру»

Кикиморы, шишиморы, бросьте смешки,
Шшш! Не шуршите вы про наши грешки
В шипящем котле сидит Кикапу,
А мы — мы обманем эту толпу,
Этих чертей, зверей, упырей,
Мы полетим над синью морей,
Мы будем вдвоем играть в снежки —

О, снег для твоей обгорелой руки!

В стране Шлараффенланд,
В заоблачной стране Шлараффенланд
Зоолог и турист Каннитферштан
(Из Копенгагена) зашел в кафешантан
Но оказалось, это крематорий.

Он был рассеян и себя позволил сжечь,
Развеял пепел и сказал: – Берите! –
И скоро заблудился в лабиринте
Лабораторий мировой истории
И ночи, где на дне Левиафан
Мычал и бегали хамелеоны
(Краснея, голубея, зеленея).

Там в обществе кентавров, минотавров,
Реакторов, министров, минометов
Каннитферштан сидит и пьет манхэттен
И смотрит, как в аквариуме черном
Химеры, великаны-тараканы
На Гулливера квакают, квакваны.

«Ирония судьбы». Смертельное ранение иронией.
Хо-хо! И мертвый расхохочется.
Не плачь – и рана не беда, не тронь ее,
Не плачь, молчи, не обращай внимания,
Мне расхотелось жить, тебе расхочется.

Ты «сел не в тот вагон». И я. («Бывают недоразумения»,-
Сказал верблюд, слезая с утки.)
Была зима, снега. Ночные тени я
Пытался разогнать иронией,
И пили мы вторые сутки.

Мы опоздали, навсегда. Не опозорены,
Но всё пропало, всё пропало.
«Ирония судьбы». Судьба, мы ранены иронией.
Мы сброшены с пути, как поезд взорванный
У обгорелого вокзала.