Александр Сухово-Кобылин: Дело

Герц Шерц

ШмерцКолеса, шкивы и шестерни бюрократии.

Чиновник Омега. Имеет и состояньице, и сердце доброе; но слаб и в жизни не состоятелен.

Петр Константинович Муромский. Та же простота и непосредственность натуры, изваянная высоким резцом покойного М. С. Щепкина. В последние пять лет поисхудал, ослаб и поседел до белизны почтовой бумаги.

Анна Антоновна Атуева. Нравственно поопустилась; физически преуспела.

Лидочка!.. Как и на чьи глаза? Для одних подурнела; для других стала хороша. Побледнела и похудела. Движения стали ровны и определенны, взгляд тверд и проницателен. Ходит в черном, носит плед Берже и шляпку с черной густой вуалеткой.

Нелькин.Вояжировал — сложился. Утратил усики, приобрел пару весьма благовоспитанных бакенбард, не оскорбляющих, впрочем, ничьего нравственного чувства. Носит сзади пробор, но без аффектации.

Иван СидоровРазуваев. Заведывает имениями и делами Муромского: прежде и сам занимался коммерцией, торговал, поднялся с подошвы и кое-что нажил. Ему теперь лет за шестьдесят. Женат. Детей нет; держится старой веры; с бородою в византийском стиле. Одет, как и все прикащики: синий двубортный сюртук, сапоги высокие, подпоясан кушаком.

Тишка, и он познал величия предел! После такой передряги спорол галуны ливрейные, изул штиблеты от ног своих и с внутренним сдержанным удовольствием возвратился к серому сюртуку и тихим холстинным панталонам.

Атуевапьет чай, входит Нелькин.

Нелькин(кланяясь). Доброе утро, Анна Антоновна!

Атуева.Здравствуйте, здравствуйте.

Нелькин(осматриваясь). Не рано ли я?

Атуева.И нет; у нас уж и старик встает.

Нелькин.А Лидия Петровна еще не встала?

Атуева.Это вы по старине-то судите; нет, нынче она раньше всех встает. Она у ранней обедни, сей час воротится.

Нелькин(садится). Давно мы, Анна Антоновна, не видались;- скоро пять лет будет.

Атуева.Да, давно. Ну где ж вы за границей-то были?

Нелькин.Много где был, а всё тот же воротился. Всё вот вас люблю.

Атуева.Спасибо вам, а то уж нас мало кто и любит…, одни как перст остались. Доброе вы дело сделали, что сюда-то прискакали.

Нелькин.Помилуйте, я только того и ждал, чтобы к вам скакать — давно б вы написали, видите — не замешкал…

Крепко обнимаются; Атуева утирает слезы.

Ну полноте — что это все хандрите?

Атуева.Как не хандрить?!

Нелькин.Да что у вас тут?

Атуева.(вздыхая). Ох, — нехорошо!

Нелькин.Да что ж такое?

Атуева.А вот это Дело.

Нелькин.Помилуйте, в чем дело? Какое может быть тут дело?

Атуева.Батюшка, я теперь вижу: Иван Сидоров правду говорит — изо всего может быть Дело. Вот завязали, да и на поди; проводят из мытарства в мытарство; тянут да решают; мнения да разногласия — да вот пять лет и не знаем покоя; а все, знаете, на нее.

Нелькин.На нее? Да каким же образом на нее?

Атуева.Всякие, — видишь, подозрения.

Нелькин.Подозрения?! В чем?

Атуева.А первое, в том, что она, говорят, знала, что Кречинский хотел Петра Константиновича обокрасть.

Нелькин(покачав головою). Она-то!

Атуева.А второе, говорят, в том, что будто она в этом ему помощь оказала.

Нелькин(подняв глаза). Господи!

Атуева.А третье, уж можно сказать, самое жестокое и богопротивное, говорят, в том, что и помощь эту она оказала потому, что была, видите, с ним в любовной интриге; она невинная, видите, жертва, — а он ее завлек…

Нелькин.Так, стало, этот подлец Кречинский…

Атуева.(перебивая). Нет, не грешите.

Нелькин.Нет уж, согрешу.

Атуева.(перебивая). Позвольте… в самом начале теперь дела…

Нелькин(перебивая). Неужели вы от этой болезни еще не вылечились?

Атуева.От чего мне лечиться? — дайте слово сказать.

Нелькин(махая руками). Нет, — не говорите.