Борис Нарциссов - Письмо самому себе - Стихотворения и новеллы

Вот и шипом, и паром, и горьким дымком,
И гудком начинается этот рассказец:
Там, у станции дачной сухим вечерком
В темноте подползал паровоз-двоеглазец.

Вылезали усталые, теплые дачники,
Наслаждались прохладой, спешили домой,
Паровозам подобно, курилы-табачники
Папиросой пыхтели в прохладе ночной.

А вот в полдень к скрещенью являлся курьерский,
Громыхал и визжал на тугих тормозах,
И гудок у него был и зычный, и зверский,
А потом он скорбел, что «зачах, чах-чах-чах!»,

Из буфета несло аппетитным и жареным,
Пассажирки же пахли дыханием роз.
И от долгого бега горячий, распаренный,
У перрона страдал от жары паровоз.

Навстречу нашему времени,
В колеса бегущих годов,
Я – слов приводные ремни
На быстрые шкивы мозгов!

Нелегкое дело, товарищ,
Ломать одиночества крепь,
Из сердца и сердца сваривать
Стальную гремучую цепь.

И вот, я – настойчивый зодчий,
И тот, кто вздувает меха, –
Инженер, и – потный рабочий,
Молотобоец в кузне стиха, –

Я должен в словесном железе
Ковать, скрежетать и разжечь,
Затем чтобы пламя поэзии
Прорвало плавильную печь!

А на эту складскую платформу нельзя:
Понаставлены часовые,
Оттого что грызутся, по слизи скользя,
Там бараньи желудки живые.

Так блестят – точно кто-то в воде полоскал…
Раскидались и вяло раздрябли.
Но с глазами, с зубами в белесый оскал,
Синеватые – видно, озябли.

А свирепы: ползет и с коротким смешком
Морщит губы, весь слизью облизан.
А другой – синеватым и плоским мешком
С парапета свисает, загрызай.

Он сомкнул на провалах глазниц
Опахала печальных ресниц.

Грязевые пруды, как бельма,
По долине то здесь, то там.
И учуем тяжелую прель мы,
Подходя к прибрежным кустам.

А придешь – большеногие птицы
Тут заманят тебя на песок.
А песок-то – плывун, он струится,
Засосёт у сизых осок.

Но случайного путника ловит
И в зловонный дурман берет,
И в трясине могилу готовит
Там же серый водоурод.

А живущий в глуби бездонной,
Удоволен, из серных струй,
Точно выбросив круглый буй,
На белесые глади лагуны,
Взбулькнув, вынырнет Взбулдыбуй.

Бархатным зверь припадает на лапы.
Бархатный зверь – прыжком – мышь…
Разум! Ты звезды, как кошка, цапаешь –
Что жес тобой?– Ты дрожишь?

Космос, гиперболы, числа и боги –
Всё тебе надо в мире схватить!
Что же полос какой-то тревоги
Мучит тебя на пути?

Вот, наконец, решенье задачи,
Образ, который мучил всегда:
Мрак, и кто-то когтями схвачен, –
В этом прошли года.

Есть за тобою охота, охотник.
Знай: ты сам себе враг.
Мягкой, кошачьей поступью ходит
Спрятанный в свете мрак.

Он проснулся до трех и уж знал, что опасно,
Но что надо по дому пойти посмотреть…
И со сна он расслышал, что шепчут безгласно
Шкаф и стулья, что надо ему умереть.

Тишина оказалась тягуче-зловещей,
Против воли его незаметно таща;
Но, впотьмах совещаясь и скрипом треща,
На него озверело набросились вещи.

Он от них в антимир, в зазеркалье, за доски,
Но и там на него озверялись наброски.

Аггелята играли – крутили
Стробоскоп, а у них – «гробоскоп»:
На вертушке-цилиндре картинки,
А вертушка в коробке с окошком, –
Поверни, запусти, а картинки и ходят.