Борис Нарциссов - Письмо самому себе - Стихотворения и новеллы

Но видит выход красный гений,
Где обывателю дан мат:
Всегда, везде без исключений
Восторжествует диамат!

Тут диалектики мерцанье
Во тьме кромешной – верный свет,
И отрицанье отрицанья
Сведет прорехи все на нет.

Похабный мир нейтральной зоной
Снабдил рабочий парадиз,
И се – мужик там без препоны
Все производит, как на приз!

От станции Комаровки
До станции Дубровки –
Ржавые рельсы, пустые вагоны.

От деревни Дубровки
Застучали подковки –
Везут с молоком бидоны!

Да вот когда еще прибудут!
Да привезут еще в обрез…
Растут хвосты морского чуда:
Впотьмах народ в хвосты полез!

Быть может, вам перед билетной кассой,
Бывало, нужно было постоять,
Ну, полчаса, и то казалось долго.
А тут с пяти часов утра стоишь на месте
Часы, часы, не двигаясь совсем.
Вот, привезли! И дрогнул хвост, и замер.
Но драгоценность надо кружкой мерить,
Но надо с карточек купоны резать.
И надо сдачу марками давать
С квадратных керенок, зелено-красных
И желто-бурых: сорок, двадцать.
Увы! совсем мифических рублей!

– Народ, конешно, ждамши озвереет…
– Оно, опять, с утра не емши…

За месяцы друг к другу пригляделись:
Вот баба с носом, та – совсем без носа.
А этот вот – очкарь «интеллигент».
Мне женщина запомнилась одна –
Наверно, раньше звали дамой.
Теперь худая, с виноватым видом,
С испуганными серыми глазами.
Иной раз девочка к ней приходила,
Ну, приносила хлеба и картошки.
У девочки такие же глаза
С голодной синевой под ними.
Ей шепотом: «Не стой здесь,
Иди, за маленьким смотри…»
Кто эта женщина – не знал никто;
Ее буржуйкой бабы злыдни звали.

Так вот, она однажды получила,
С манеркой со ступенек шла,
А тут вдруг слух: «Бидон последний,
Вот те получат, а вот эти – нет!»
Ну, бабы ринулись ко входу
И у нее манерку вышибли из рук.
Я никогда не видел, чтобы так бледнели.
Она белела, точно молоко.
Потом нагнулась к белой луже,
И я услышал странный звук – икоту.
Так плакала она
И молоко лакала, как собака, –
Конечно, чтобы не пропало…

Сильный насморк у кота
И простуда живота.
Расчихался старый кот
И хвостом сердито бьет.
Он не хочет молока,
Не причесаны бока,
Скисла рожица, как гриб:
Кот совсем, совсем погиб!

Ну, а кто виноват?
Ходит кот ночью в сад,
И не так уж давно
Подглядели в окно:
В ранний час, поутру,
По сыру, по мокру,
По дорожке с песком
– Ходит кот босиком.

В сырых лесах Мадагаскара,
Средь лихорадочных болот,
Струя таинственные чары,
Цветок неведомый растет.

Как крылья бабочек пестрея,
С земли взбираясь на кусты,
Пятнисто-белой орхидеи
Цветут жемчужные цветы.

Болото влажно пахнет тиной…
Но, заглушая терпкий яд,
Переплетаясь с ним невинно,
Струится тонкий аромат.

А из-под листьев орхидеи,
Свисая с веток и суков,
Выходят матовые змеи
Бессильно нежных черенков,

И кто в кустарник заплетенный
Цветами странными войдет —
Тот забывает, опьяненный,
Весь мир и запах нежный пьет.

Он видит дивные виденья,
Неповторимо сладкий сон.
И в неизбывном наслажденьи
Безвольно долу никнет он.

Над ним качает орхидея
Гирлянды бабочек-цветов.
К нему ползут бесшумно змеи
Бессильно-нежных черенков.

И в тело медленно впиваясь,
И кровь и соки жадно пьют
И к обреченному спускаясь,
Цветы острее запах льют.

Корою красной светит бор сосновый
И мелкий ельник – яркий изумруд.
Круги седые паутин с основой
Упругой вздрогнут в ветре и замрут.
Всё тихо. Только шорох быстрой белки,
Да вот малиновый капорский чай
Качнется и наклонит стрелки,
В стремительном полете невзначай
Задетый шелестящей стрекозою.
И снова тихо. С рыжего ствола
Спускается янтарною слезою
Из трещины пахучая смола.