Сергей Юрасов: Василий Теркин после войны

— Вот она какая штука,
Славно мать ты наградил…
Мы прошли войны науку,
А наука впереди!

«Вот те, думаю, заехал!»
А как к хате подошли,
То совсем сробел и сдрейфил,
Откатило от души.

Но, на наше удивленье,
Лаской встретила она,
Выставила угощенье —
Даже баночку варенья,
Даже чарочку вина.

Угостила, рядом стала
Земляку-бойцу под стать,
Деревенская, простая
Наша труженица-мать.

Мать святой извечной силы,
Из безвестных матерей,
Что в труде неизносимы
И в любой беде своей.

Что судьбою, повторенной
На земле сто раз подряд,
И растят в любви бессонной,
И теряют нас, солдат.

И живут и рук не сложат,
Не сомкнут своих очей,
Коль нужны еще, быть может,
Внукам, вместо сыновей.

— Вот что я скажу, ребята,
Правду матери скажу:
И какие ж вы, солдаты,
Дураки, как погляжу!

Воевали, умирали,
Я звалась у немцев «ост»,
Столько горя мы узнали,
А оружие как сдали —
Всё пошло коту под хвост!

Пусть же будет вам наукой:
Не умели воевать;
Не умели ружья руки
Крепко-накрепко держать.

Но когда наступят даты —
Новых войн прочтут приказ,
Вспомните меня, солдаты,
Материнский мой наказ!

Был земляк не стар, не молод,
Но с войны пришел седой,
Не такой уже веселый,
А скорей и вовсе злой.

Даже в годы, когда драпал,
Бодрый дух всегда берег,
Повторял: «Вперед на запад!»,
Продвигаясь на восток.

В общем, битый, тертый, жженый,
Раной меченый двойной,
Даже трижды награжденный,
Возвратился он домой.

Возвратился, как другие,
Всю войну о том мечтал,
Только что-то он России
Сразу будто не признал.

Оглянулся он на Запад,
Головой поник седой:
Край родной, за что ж ты заперт
За железною стеной?

Нет, казалось, такой силы,
Русской, собственной, своей.
Но опять стоит Россия
У кремлевских у дверей.

Срок иной, иные даты,
Мысли были не легки…
Вышли, встретили солдата
Оборванцы земляки.

Вышли молча, не спросили
Ни о чем… Стоит не свой.
Только бабы голосили
У соседа за стеной.

— Всю родню арестовали
В дни, когда ты брал Берлин…
— Вот за что вы воевали, —
Шопотом сказал один.

— Воевали — обещали
Волю дать, а дали вот…
— За народ вы воевали,
Вышло всё наоборот…

Был солдат слуга народа,
С честью думал доложить:
Воевал четыре года,
Воротился из похода,
А теперь желаю жить.

Дом родной, жена и дети,
Брат, сестра, отец и мать —
Всё погибло и на свете
Некому тебе писать.

На земле всего дороже,
Коль имеешь про запас
То окно, куда ты можешь
Постучаться в некий час.

На походах, заграницей,
В чужедальной стороне
Ах, как бережно хранится
Боль-мечта о том окне!

А у нашего солдата,
Хоть войне давно отбой,

Ни окошка нет, ни хаты,
Ни хозяйки, хоть женатый,
Ни сынка, а был, ребята, —
Рисовал дома с трубой.

И бездомный, и безродный,
Придавив зубами стон,
Земляков ел суп холодный
После всех и плакал он.

Ел за домом, у канавы,
С горькой, детской дрожью рта,
Плакал, сидя с ложкой в правой,
С хлебом в левой — сирота.

Плакал, может быть, о сыне,
О жене, о чем другом,
О себе, что знал: отныне
Плакать некому о нем.

Должен был солдат и в горе
Закусить и отдохнуть,
Потому, друзья, что вскоре
Ждал его далекий путь.

Путь далекий — до болота,
До лесной глуши лежал:
Там в лесу остался кто-то,
Мстил властям и друга ждал.

Грозен счет, страшна расплата
За милльоны душ и тел,
Уплати — и дело свято,
И вдобавок за солдата,
Что в войну осиротел!

Дело было на базаре —
Инвалид безногий пел:
Про войну, и про пожары,
Про товарищей удел.

На груди его медали
За Москву и за Берлин…
Люди слушали, вздыхали,
Милостыню подавали,
Кто полтинник, кто алтын.

Над медалями солдатский
Орден Славы боевой…
Люд рабочий, люд крестьянский
Слушал горестно его.