Сергей Юрасов: Василий Теркин после войны

Окружили инвалиды:
— Будь спокоен, корешок,
Не такие знали виды…
Дуй за нами. Хорошо!

Кто на полках, кто в проходе,
Кто в уборной, а кто вроде
Навесу в волнах махры —
Вешают же топоры.

Дети, бабы, полушубки,
Сундуки, узлы, мешки,
Храп и вонь вторые сутки…

От вагонной от тоски
Подрались бы мужики,
Если б не было в народе,
Если б не было в проходе
На полу, как на панели,
Парня в старенькой шинели.

Жить в вагоне можно сутки,
Можно больше, но порой
Невтерпеж, когда б не шутки
Парня в шапке фронтовой.

Не прожить, как без махорки,
От стоянки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой,
Без тебя, Василий Тёркин,
Наш товарищ и герой!

А всего иного пуще
Не прожить наверняка —
Без чего? — Без правды сущей,
Правды прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.

— В тесноте, да не в обиде —
Равноправия пример…
Не услышит, не увидит
Никакой милицьонер!

— Каждый ездит в третьем классе,
Не для каждого купе,
Третий класс, он ближе к массе,
Первый класс — к ВКП(б).

— Поездов таких нет в мире,
Как у нас в СССР:
Бег с препятствием к сортирам
Для веселья пассажирам —
Чем не спорт вам, например!

На полу сидит сутулясь,
Ноги где-то под скамьей…
Тетка в страхе оглянулась,
Шепчет:
— Парень будто свой?

— Вы, мамаша, не глядите —
Это место не продам,
Получил, как победитель,
Только Сталину отдам.

— Свой ли? — вновь переглянулись
Пассажиры меж собой,
— Свой, конечно, — улыбнулись,
— Парень тот! Видать, что свой…

Балагуру смотрят в рот,
Слово ловят жадно,
Правду режет, обормот,
Весело и складно.

За вагонною стеной
Дождик непогодит,
Хорошо, как есть такой
Парень на проходе.

И несмело у него
Просят: ну-ка на ночь
Расскажи еще чего,
Василий Иваныч…

— Нет, ребята, спать пора,
Начинай стелиться,
Может вдруг мне до утра
Что-нибудь приснится?

Будто я в купе с женой,
На столе мадера,
Будто нету надо мной
Милиционера…

Будто по Москве брожу,
Наряжен по моде,
В Кремль с ребятами хожу
На прогулку вроде…

Доброй ночи, третий класс.
Спит, наверно, первый,
Правда, классов нет у нас,
Но зато есть стервы.

Спите крепко, земляки.
Если нет подушек,
Подложите кулаки
Крепкие под уши.

Отсыпайся, третий класс,
Отсыпайся вволю,
Будет станция у нас —
Поменяться ролью.

Спите крепко, земляки,
Берегите нервы,
Пригодятся кулаки
Разгонять класс первый.

«Баю-баюшки», — поет
Мать на верхней полке.
Помолившись за народ,
Спать ложится Тёркин.

И шинельку подтянул,
Укрывая спину,
Чью-то тещу помянул,
Печку и перину.

От уборной след сырой,
Аромат знакомый,
На полу сыром герой
Спит себе, как дома.

И не видно, чтобы он
Удручен был этим,
Чтобы сон ему не в сон,
Что-нибудь на свете.

Спит, хоть голоден, хоть сыт,
С земляками в куче,
Слать за вечный недосып,
Спать в запас приучен.

Скучно-скучно у крылечка,
Зевота карёжит рты,
— Хоть бы, Тёркин, ты словечко
Подпустил от зевоты.

Не меняя скучной позы,
Отвечает Тёркин мой:
— Ну, и жизнь: во всем колхозе
Нет гармошки ни одной.

Далеко над темным лесом
Первых звезд мерцает свет,
Никакого интереса
Жить в колхозе парням нет.

— Стало быть, шабаш, ребята…
— От тоски подохнешь здесь…
Только кто-то вдруг из хаты
Говорит:
— Гармонь-то есть…

Слышат парни: голос кроткий,
Видят: бледное лицо,
Видят: что-то Марья-тётка
Подает им на крыльцо.

Подает в футляре Марья
Им трехрядную гармонь,
Но молчат смущенно парни,
Будто кто сказал: не тронь.

Знали парни, что гармошку
Тётка годы берегла,
Берегла и всё Тимошку,
Всё сынка с войны ждала.

Знали, плачет сиротина
По ночам над ней в избе,
Гладит ласково, как сына,
Горько жалуясь судьбе.

Хорошо играл когда-то
На гармони Тимофей…
— Ничего, бери, ребята,
Ведь гармонь не виновата,
Что ж ей ждать… Бери, Бог с ней.