Олег Зоин - Крик в тумане

Легкомыслен мелодий прибой,
Несерьёзны короткие волны,
Но от них чёрный вечер тобой
Так бывает до края заполнен…

Руки сохнут

И высохнут,

И рассыплются в прах,

Только строчки выстоят —

Устоят на ногах.

Но тебя в стихах

Пусть не пробуют петь —

Никто не должен сметь!

Пусть бумаг желтизна

Напомнит потом,

Что каждый знак —

Огромный том

Чувств,

И пусть

Ничьи другие руки

Не пишут о тебе —

Единственной муке

И звезде моих небес…

Снега растают,
сойдут снега,
Река разбухнет половодьем.
Ты будешь вновь близка и дорога,
Ещё дороже, чем сегодня.

Но основного я не сказал,
Я утаил его невольно —
Твои ж безумно-карие глаза
Расскажут как в разлуке больно.

Когда уходит солнце за леса,
Когда горит реки живая ртуть,
Мне слышатся иные голоса
И страстно тянет за небо взглянуть.

Там вы,
пришельцы с голубых систем,
Там вы,
далёкие соседи по мирам.
Я слышу вас и всем,
всем,
всем
Поведаю с волненьем пополам:

О люди! Милые и славные мои!
Столы готовьте,
снежность скатертей —
Я слышу грохот дюзовой струи,
Я вижу корабли смешных гостей.

Ты куришь мирно сигарету
И шепчешь: «Всё давно прошло!»
Зачем ты говоришь с поэтом,
Которому не повезло?
Но — говори! Простая жалость
Бывает нужной иногда,
И если сердце болью сжалось,
Так это, право, ерунда.
Ты — говори! Как на экране
В дыму плывёт твоё лицо,
За ним, у памяти на грани,
Под ветром гнётся деревцо.
Тогда была ты нежно-робкой,
Как все зеленые ростки,
Не знала, как стреляют пробки
В расписанные потолки.
И я — любил тебя такую:
Ты губы скупо берегла,
Но вдруг ушла на жизнь другую
В неведенье добра и зла.
В закуренном до сини зале
Случайно друг знакомит нас:
— Вы женщину мою не знали? —
Гудит осоловевший бас.
И глаз твоих оторопелость,
Губ фиолетовая дрожь…
К нам тяжело приходит зрелость —
Смотри, её не растревожь.
Ты — говори! За фразой общей
Растут на сердце розы ран.
Тебе сегодня душу топчет
Пятой фужера ресторан.
И я, покуда не исчезну,
Любовь не раз проклясть смогу:
Ведь ты тогда летела в бездну,
А я — молчал на берегу!

Горстью звёзд зажёгся город древний,
Стадо кранов спит в ночном порту.
Вспоротые клёпаным форштевнем,
Уползают волны в темноту.
Нефть со сталью борются в моторе.
Палуба дрожит.
Огни дрожат.
Горбится всамделишное море,
Город в Млечный Путь,
Как в обруч, вжат.
Я сжимаю слабенькие плечи.
Губы.
Глаз ночная глухомань…
Тишину внезапно искалечив,
Нам гремит трамваями Казань.
Тряпкой времени сотру всё и отброшу —
Ночи, улепётывайте прочь!
Вытру множество ночей хороших,
Навсегда запомню — эту ночь…

Не стыдись, если вспомнишь мягкие
Губ моих золотые цветы —
Огненно-хрупкими маками
Отвечала когда-то ты…

Заметелит весёлые волосы,
Набежит морщин орда,
По дрожащему, жалкому голосу
Не узнаю тебя никогда.

Жаль, что всё дорогое уходит,
Словно дым на тихом ветру.
В каждом прожитом, выжатом годе
Ты становишься дальше, друг.

Жаль… Ведь то, что сегодня кончилось,
Слабым нам не удержать.
Оттого и от боли корчимся,
Что так сильно прошлого жаль…

Метель, как псина, в подворотне,
Скулила жалко до утра.
Гудел костёр, но встал охотник
И — затоптал огонь костра.
Зачем? На всякий случай. Словом,
Чтоб лес вокруг не полыхнул,
Чтоб он беднягу-зверолова
Огнём искрящим не пугнул…
… И я погашен. Не осталось
Первоначального тепла.
Одна — зажгла, но — побоялась
Сгореть. И, затоптав, ушла.

Волны лижут жёлтый бок обрыва,
Клочья пены, словно пот с коня,
А лесов берёзовая грива
Обнимает ласково меня,
Здравствуй, Волга — золотые плёсы
Сквозь лиловых облаков пожар