Педро Кальдерон - Стойкий принц

Быть у огня усыновленным,

И между пламенем и ветром

Его оспаривает цвет,

Он белый весь, и потому-то

Вода сказала: "Он рожденье

Моих глубин, его из снега

Могла сгустить одна лишь я".

По быстроте он, словом, ветер,

По благородству - пламя молний,

По белизне - воздушный лебедь,

По кровожадности - змея,

По красоте - высокомерный,

По дерзновенности - могучий,

По ржанью звонкому - веселый,

По груди сильной - великан.

Сев на седле и сев на крупе,

Вдвоем с тобой чрез море крови

Мы проносились между трупов

На оживленном корабле,

И между пеною и кровью,

Как бы играя в перламутре,

Он от хвоста до самой челки

В стремленьи бешеном дрожал

И, чуя тяжесть над собою,

Двойною парой шпор пронзенный,

Он мчался, чудилось, влекомый

Теченьем четырех ветров.

Но и такой атлант могучий

Под тяжестью своей сломился,

Затем что тяжкий гнет несчастий

И зверю чувствовать дано;

А может быть в своем инстинкте

Задет, он про себя промолвил:

"Веселым шествует испанец,

Печальным едет в путь араб:

Так против родины я буду

Изменником и вероломным?"

Но будет говорить об этом.

Глубоко опечален ты,

Скрывает сердце, сколько может,

Но ты устами и глазами

Изобличаешь те вулканы,

Что у тебя в груди кипят,

И шлешь ты пламенные вздохи,

И слезы нежные роняешь,

И каждый раз, как обернусь я,

Моя душа удивлена;

Должна другая быть причина,

Которая тебя печалит,

Не мог твой дух одним ударом

Судьбы жестокой быть сражен:

И было бы несправедливо

И дурно, если б о свободе

Так горько плакал тот, кто может

Так тяжко раны наносить.

И потому, коль, рассказавши

Другому о своем несчастьи,

Тем самым горе облегчаешь,

Пока к моим мы не придем,

Раз эту милость заслужил я,

Тебя степенно и учтиво

Я убеждаю, расскажи мне,

Какое горе у тебя.

Скорбь сообщенная бывает

Не побежденной, но смиренной,

И я, виновник самый главный

Превратности твоей судьбы,

Желаю быть и утешеньем

И устранителем причины

Твоих печальных воздыханий,

Коли причина разрешит.

Myлей

Велик ты в храбрости, испанец,

И так учтив ты, как бесстрашен;

И ты словами побеждаешь,

Как шпагой можешь побеждать.

Когда меня на поле битвы

Ты победил мечом могучим,

Ты жизнь мою своею сделал,

И вот вторично взят я в плен;

Моя душа твоею речью

Побеждена, ты повелитель

И над душою и над жизнью,

Ты и жесток и милосерд,

И побежден тобой я дважды

Оружием и обращеньем.

Ко мне проникшись состраданьем,

Испанец, ты меня спросил,

О чем я пламенно вздыхаю;

Я сознаю, что, если скажешь

Другому о своем несчастьи,

Оно тогда умягчено,

Но сознаю я вместе с этим,

Что тот, кто говорит о боли,

Желает, чтоб она смягчилась,

Моя же боль в моей душе

Царит настолько над моими

Восторгами, что, не желая

Смущенья их и облегченья,

Хотел бы я о ней молчать;

Но нужно мне повиноваться,

И я тебе открою тайну.

Я Фесского Царя племянник,

И называюсь шейх Мулей.

Мой род прославлен многократно

Наместниками и пашами.

Но я был сыном злополучии

С первоначальных дней моих,

И даже на пороге жизни

Родился я в объятьях смерти.

Пустыня, что была великой

Могилой для испанских войск,

Была моею колыбелью:

Узнай, что я родился в Хельве {5},

В тот самый год, когда у Хельва

Вы пораженье понесли.

Явился я к Царю Инфантом,

Служить ему. - Но тут начало

Моих печалей и несчастий:

Казни, судьба, меня, казни.

Я красоту увидел в Фесе,

Она, мое очарованье,

Жила близ моего жилища,

Чтоб ближе смерть я встретить мог.

И чтоб любовь была вернее,

Чтоб не могла она порваться,

Росли мы оба неразлучно

С первоначальных наших лет,

И в те младенческие годы

Любовь не молнией явилась,

Когда глубоко поразила

Не силу и не высоту,

А нежность, трепетность, смиренность,

И, чтоб явить свое господство,

Она неравными стрелами

Пронзила юные сердца.

Но как вода своим упорством

На камне след обозначает

Не силою своих ударов,

А тем, что падает всегда,

Так неотступными слезами

Сумел пробить я камень сердца,

Который в долгом равнодушьи

Казался тверже, чем алмаз;

Не силою заслуг особых,

А тем, что я любил безмерно,

Ее заставил я смягчиться,

И, осчастливлен ею, жил,

Хотя недолго, наслаждаясь

Восторгами любви блаженной,