Хаим Нахман Бялик: Стихи

„Я примчался издалека,
Радость жизни, светоч ока,
И хочу не шелк прозрачный,
Но любовь в подарок брачный.

Что мне в роскоши наряда!
Мне приданого не надо:
Твои косы — шелк прекрасный,
Твоя грудь — как пух атласный.

И за мной казна большая:
Чуб — и удаль молодая.
Выходи ж навстречу друга,
Нареченная супруга…“»

Вот и ночь. Туман пронзая,
Взмыла пава золотая,
Взмыла к небу и пропала —
И обета не сдержала.

И с утра до темной ночи
Подымаю к тучкам очи:
Тучки, белые туманы,
Где же милый мой желанный?..

Над колодцем, что в саду,
У ведра я тихо жду:
По субботам о н стучится
У меня воды напиться,

Жарко. Все в глубоком сне:
Листья, мухи на плетне,
Мать, отец… Не спим мы двое:
Я да сердце молодое.

Да не спит еще ведро,
И роняет серебро
Кап-кап-кап на дно колодца…
Милый близко… сердце бьется…

Чу — в саду шуршат кусты —
Это пташка — или ты?
Это милый! Скоро, скоро!
Я одна, нигде ни взора…

Сядем рядом, руку дай
И загадку отгадай:
Отчего так жадно рвется
Мой кувшин к воде колодца?

И зачем мое ведро
Плачет, сея серебро,
Без утехи, без ответа
От рассвета до рассвета?

И зачем так больно мне
Где-то в сердце, в глубине?
Правда ль — мама говорила —
Что тебе я опостыла? —

Отвечает мой жених: —
Сплетни недругов моих!
Через год мы, той весною,
Будем мужем и женою!

Будет чудная весна,
Небо в золоте без дна,
И деревья все с приветом
Нас осыплют сладким цветом.

Братья, сестры, вся семья,
Свахи, дружки и друзья,
Тьма гостей за скрипачами
Поведут нас со свечами.

На ковер тебя взведу —
Пред колодцем, здесь в саду;
Ты подашь мне дар богатый —
Белый пальчик розоватый.

И промолвлю громко я:
«Посвящаю — ты моя» —
А враги придут к нам в гости
И полопают со злости…

Снова солнце взошло, вновь поникло за лес,
День прошел, и не видел я света;
День да ночь, сутки прочь — и ни знака с небес,
Ни привета.

И на западе снова клубятся пары,
Громоздятся чудовища-тучи —
Что там? зиждет миры или рушит миры
Некто дивно-Могучий?

Нет, не зиждутся там и не рушатся там
Ни миры, ни дворцы, ни престолы:
То свой пепел струит по земным наготам
Серый вечер бесполый.

И шепчу я: в заботах о вашем гроше
Своего не сберег я червонца… —
И встает Асмодей и хохочет в луче
Уходящего солнца.

Быстро кончен их траур: отряхнулись и встали,
Я сажуся на землю.
Голова моя в пепле, на ногах нет сандалий,
Молча жду я и внемлю.

Не могу я молиться у безмолвного храма,
Здесь мольбы мои стынут:
Еще храм их не рухнул, еще высится прямо,
Но он Богом покинут.

В сердце траур тяжелый, в сердце черная дума,
Те проходят, не чуя;
И сижу, без сандалий, одиноко, угрюмо,
Жду конца и молчу я.

И когда я погибну в вашем брошенном храме,
Захлебнусь в моей злобе —
Пусть умру средь молчанья: не пятнайте слезами
Мою память во гробе.

Семь пожаров Геенны, что прошел я при жизни,
Пусть найду и в могиле,
Лишь бы худшей из пыток — вашим плачем на тризне
Вы меня не казнили.

Дайте гнить без помехи, глядя мыслью бессонной,
Как гниете вы сами,
И обглоданной пастью хохотать о бездонной
Вашей муке и сраме…

… И будет,
Когда продлятся дни, от века те же,
Все на одно лицо, вчера как завтра,
Дни, просто дни без имени и цвета,
С немногими отрадами, но многой
Заботою; тогда охватит Скука
И человека, и зверей. И выйдет
В час сумерек на взморье погулять
Усталый человек — увидит море,
И море не ушло; и он зевнет.
И выйдет к Иордану, и увидит —
Река течет, и вспять не обратилась;
И он зевнет. И в высь подымет взоры
На семь Плеяд и пояс Ориона:
Они все там же, там же… и зевнет.
И человек, и зверь иссохнут оба
В гнетущей Скуке, тяжко и несносно
Им станет бремя жизни их, и Скука
Ощиплет их до плеши, обрывая
И кудри человека, и седые
Усы кота.