Юз Алешковский - Средь других имен

С народом вашим славным в мире
Решили мы создать в Сибири
Против анархии оплот,
И в знак старинной нашей дружбы
Семь тысяч ящиков оружья
Вам Франция в подарок шлет.
Три дня назад Самара взята.
Marchez! [13] Вперед! ( фр .). В сраженье, демократы,
Зовет история сама.
Я пью бокал за верность флагу,
За вашу храбрость и отвагу,
Же ву салю [14] Я вас приветствую ( фр .). , мосье Фома!

Страна обширна и сурова…
Где шла дивизия Грязнова?
Дни битв ушедших далеки.
Бинтуя раны на привале,
Какие песни запевали
Тогда латышские полки?
Тысячелетья горы сдвинут,
Моря нахлынут и отхлынут,
Но сохранят народы их
В сердцах,
Над всем, что есть на свете,
Как знамя над Кремлем и ветер,
Как сабли маршалов своих!

Местами вид тайги печален —
Сожженный, набок лес повален,—
Здесь падал некогда снаряд,
Средь пней крутых, золотолобых
В глухих запрятаны чащобах
Следы утихших канонад…
Лишь ветер помнит о забытых,
Да на костях полков разбитых
Огнем пылает псиный цвет,
Бушуют травы на могиле…
Снега непрочны. Весны смыли
Фомы широкий тяжкий след.
Он все изведал: бренность славы,
Ночные обыски, облавы
И мнимость нескольких удач…
По-бабьи, вплачь шрапнель орала,
До Грязных Кочек от Урала
Бежало войско принца вскачь.
Попы спились, поют в печали,
Степные кони одичали,
Киргизы в степи утекли.
И Кочки Грязные — последний
Приют — огонь скупой и бледный
Туманной цепью жгут вдали.
Владеют красные Форштадтом…

Конь адъютанта пляшет рядом,
И потемнелый, хмурый весь,
Фома, насупив бровь упрямо,
Велит войскам:
— Идите прямо,
А я здесь на ночь остаюсь,
В селенье, по причинам разным.
Он стал спускаться к Кочкам Грязным
Витой тропинкой потайной —
И на минуту над осокой
Возник, сутулый и высокий,
Деревню заслонив спиной.

Окно и занавес из ситца.
Привстав на стремени, стучится Фома:
— Алена, отвори!
— Фома, сердешный мой, болезный. —
Слетает спешно крюк железный,
Угрюмо принц стоит в двери,
В косматой бурке, на пороге:

— Едва ушел. Устал с дороги.
Раскрой постель. Согрей мне щей.

Подруга глаз с него не сводит.
Он, пригибаясь, в избу входит,
На зыбку смотрит: — Это чей?

И вплоть до полночи супруги
Шумят и судят друг о друге,
Решают важные дела,
В сердцах молчат и дуют в блюдца.
И слышно, как полы трясутся,
И шпор гудят колокола.

Не от штыка и не от сабли
Рук тяжких кистени ослабли,
Померкла слава в этот раз.
Фома разут, раздет, развенчан —
Вот почему лукавых женщин
Коварный шепот губит нас.

На Грязных Кочках свету мало.
Выпь, нос уткнувши, задремала,
Рассвет давно настал — все тьма.
Щи салом затянуло, водка
Стоит недопитая…
… … … … … … … … … … … … … … …
Вот как
Исчез мятежный принц Фома.

Снегири взлетают, красногруды…
Скоро ль, скоро ль, на беду мою,
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю.

Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мед.
Незаметно все приблизит сроки,
Седина нам кудри обовьет.

Я скажу тогда тебе, подруга:
«Дни летят, как на ветру листье,
Хорошо, что мы нашли друг друга,
В прежней жизни потерявши все…»

Молчанье — золото, — давно твердят,
им полон мой лубянский каземат.
О зарешеченная ложью жизнь!
Молчанье — смерть. А я ведь жизни рад.

Когда я умру, дорогая,
ни песен не пой, не молись,
не сади в изголовье, вздыхая,
пламя розы и кипарис.

Освеженной грозой огромной
надо мною травою будь.
Если ты хочешь помнить — помни,
если хочешь забыть — забудь.

Больше мне не увидеть тени,
дождя не почувствую я,
больше я не услышу пенья
страстью тронутого соловья.