Юз Алешковский - Средь других имен

И, взвиваясь на гребнях массы,
Слышал я сквозь уколы ран, —
Как крушились классы о классы,
Как трещали границы стран…

Конь летит, беспощадно топчет
Полевые цветы и рожь…
Хорошо пулеметы ропщут
На земную подлость и ложь!

Весна. Карелия… И струи рельс…
И десять лет, распахнутые в вечность…
И хрупкий смех, змеящийся беспечно
Вдоль узких губ, вдоль глаз, где бродит хмель.

Есть, вероятно, в этой жизни цель —
Она в любви и радости, конечно,
Но разве можно так бесчеловечно
Мне прямо в сердце выплеснуть апрель?

На будущее жалобней взгляни.
Как вспугнутые кони, эти дни..
Но в этих днях над дымкой сероватой,
Сквозь скучный мрак болот и острых скал, —

Лица очаровательный овал.
И лишь улыбка, как письмо без даты.

Твой статный муж охранником и хватом
Был для других. Но преклонялся ниц
Он пред твоим воинственным ухватом,
Пред гневом глаз, пред манием ресниц.

Ты счет вела его карманным тратам,
Ежовых не снимая рукавиц,
И, в ужасе пред окриком крылатым,
Детишки жались стайкой робких птиц.

Но в час, когда очаг твой разметала
Двух революций пенная волна,
Ты на допросах — стойкая жена —

О прошлом мужа говорить не стала.
И, теша здесь характер непреклонный,
Ведешь ты женщин узкие колонны.

Был гроссбух Рока широко раскрыт
На новом счете — юной баронессы.
Раздернул мир пред ней свои завесы
Сиянием приветственным облит.

И заревом зардевшихся ланит
Она встречала комплимент повесы
Под ритмы вальса иль пасхальной мессы,
Когда орган ликующе гремит.

Но дебет рос. И вот пером крылатым
Собрался Рок всем знатным и богатым
Баланс свести. И Вам не миновать
Бесспорных цифр бесстрастного закона:
Сменил топчан старинную кровать,
И скучно Вам над гроссбухом УСЛОН'а
Зевать, склоняться и опять зевать.

Окно, левкои. Тюль и занавески…
Застенчивый и розовый уют.
Года неспешно, бережно куют
Металл судьбы, металл такой невеский!

Но шалый нэп вознес в нежданном блеске
Твою звезду. Сияньем взоры жгут
Ногтей рубины (маникюрши труд),
Свистящий шелк, чулок расцветкой резкой.

Тюрьма. Этап. И желтый женбарак
Тебя принял под кров гостеприимный.
Ты в трауре: мечта лишь, облак дымный —
Ушедших лет веселый кавардак.

О нем звенят, поют в ушах подвески,
В окне ж — ромашка, тюль и занавески.

От поля, что устало зеленеть,
От брошенных, ненужных больше грабель
В голодный год ты к тем, кто крал и грабил,
Пришла кудрями цвета ржи звенеть.

Разгульных дней похмелье — злая снедь.
За штабелем ты ставишь бурый штабель,
Словечки сыпля, что в бандитском штабе
Заставили б любого покраснеть.

Но мерный труд, и спорый, и жестокий,
И без румян румянит знойно щеки,
О прошлом шепчет, разгоняя кровь, —

И в ласках краденых, в лесу иль в травах,
Ты вновь познаешь просто, нелукаво
Нехитрую крестьянскую любовь.

Стою у озера в смиренье…
И, чуть колеблемо волной,
В воде темнеет отраженье
Мое — пришедшее со мной.

Из той же вещей ткани сшито —
Родной и чуть усталый вид —
И вдруг пискливо и сердито
Мне отраженье говорит:

— Довольно северного спорта!
Чужда мне мерзлая вода!
И, вообще, какого черта
Вы привезли меня сюда?

Вы совершили преступленье,
Бродя, как кислое вино,
Но я — я ваше отраженье,
За что же я сидеть должно?

Хочу я, может, отражаться
В краях, что отоснились вам…
Зачем же я должно скитаться
И услоняться по СЛОН'ам?

Страдаю я почти три года,
Вдыхая ваших сроков чад.
Теперь я требую развода —
И отраженья жить хотят!

Замолкло… Это хуже бед —
Мне изменяют даже тени.
Но я сумею дать ответ,
Достойный этих нападений.