Мария Вега - Ночной корабль - Стихотворения и письма

Оба Вас обнимаем, ждем писем и стихов.

Ваша Вега

P.S. Не могу не поделиться с Вами чисто швейцарским анекдотом, который где-то вычитал муж. Когда Бог создавал землю и дошла очередь до Швейцарии, Он спрашивает ее обитателя: «Что ты хочешь от меня получить?» – «Горы». Получил чудные горы «А еще что?» – «Пастбища». Получил роскошные пастбища. «Ну. а еще что?» – «Хорошую корову». Получил корову и, сев на скамеечку, стал ее доить. «Хорошее молоко?» – спрашивает Бог. – «Недурное. Хотите попробовать?» Нацедил кружку и угощает. «Молоко отменное, – говорит Бог. – Надо тебе еще что-нибудь?» – «Девяносто сантимов за молоко», – сказал швейцарец.

18.

13 марта 1971

Дорогая Светлана!

Как всегда, не знаю, с чего начать! Михаил Максимилианович попросил меня честно сказать, положа руку на сердце, была ли в моей жизни переписка более интересная и насыщенная, чем с Вами? Я прижала руку к сердцу и сказала: «Нет», исключив из этого отрицания переписку с ним (иногда даже жалею, что он мне больше не пишет, хотя давно обещает писать и посылать по почте).

В стихах Ваших многое поражает, и трудно понять, откуда у Вас такая недооценка себя?.. Может быть, это и хорошо: пока Вы недовольны собой, – Вы растете.

Между прочим, я не люблю слова «поэтесса» и никогда им не пользуюсь, а в книге, в стихотворении, посвященном Вам, его посадил милый «французский Жорж», пересыпавший им и свое введение, с которым я не очень согласна. Есть слово «поэт», бесполое, а «поэтессы» – ужасная разновидность, и для меня они все объединены в Зинаиде Гиппиус. То, что Вы говорите о том, что стихи не в Вас, а где-то около, совершенно правильно для поэта. Кто их знает, откуда они приходят, откуда зарождается первая вибрация и за нею последующие. Моя «Симонетта Веспуччи» пришла в автомобиле, где засорился карбюратор и шипел всё время в одном и том же ритме. Везли меня мимо каких-то лимонных саде (на юге Франции), и вдруг внутри меня что-то начало говорить: «В мире не было лучше Симонетты Веспуччи», в лад карбюратору и, вероятно, цвету лимонов, но ни о Симонетте, ни о Боттичелли я не думала. Бетховенский «Потертый зеленый фрак» вышел из капель, вытекавших в ванну из крана. А все другое? Адамович писал: «Из голубого обещания, из голубого корабля, из голубого “тра-ля-ля" приходит стих». Во всяком случае, у меня всё всегда начинается с ритма. Явится «мотивчик» и не отвяжется. Потом появляется томленье в пальцах и тогда я готова, еще без всякой мысли, но уже знаю: «Пришло!» Но если нет мелодии, нет томленья пальцев, то рисуешь на бумаге профили и домики и ни одного слова нет, как нет.

Конечно, можно сделать над собою усилье и всё же чего-то добиться, технического мастерства ради. Помню, в большой молодости я билась над знакомым Вам венком сонетов о ведьме: использовав все подходящие слова на «ист», я никак не находила последнего. Помню, у меня болела голова, я грызла карандаш и всех домашних умоляла дать мне слово, кончающееся на «ист». Отец кричал издали: «Дантист!», тетка: «Энциклопедист!», потом старая няня: «Може, вам батисты подойдут?» Голос народа – голос божий. Батисты подошли, сделав строчку: «Измят платка заплатанный батист», но на этом и кончились упражнения с венками сонетов…

Очень интересна Ваша «Музыка», но насколько все Ваши восприятия – восприятия художника! Несмотря на то, что у меня очень странная манера думать, – я думаю только образами, – музыка для меня настолько от всего отделена, что слушая ее, я ощущаю в себе абсолютную пустоту, готовую ее принять именно чистой музыкой. Когда-то один мальчик пятнадцати лет довольно застенчиво спросил, можно ли мне показать, как он «рисует» разных композиторов, и показал целый альбом очень даже талантливых акварелей. Был у него Шопен: на дымчатом фоне целые вихри фонтанов, брызги, искры. Бах у него был в рядах прямых, как стрелы, черных деревьев. И тут произошло следующее: я с ним согласилась, но не потому, что Бах давал мне впечатленье готически-соборного леса, или Шопен – игры фонтанов, а потому что я их обоих нашла в рисунках и уже тогда согласилась.

От стихов и музыки – к прозе: «Скромно-крылатый» сидит третий день над невероятной китайщиной налоговой грамоты, составленной специально, чтобы потерять зренье от мельчайшего шрифта и помешаться от запутанности.

Мы с Москвой продолжаем идти в ногу: у нас тоже пахнуло весной. Самое главное – пропали чайки, вернувшись на свои озе­ра, и нет больше этого непрерывного мельканья за всеми окнами, в котором такая обреченность.