Мария Вега - Ночной корабль - Стихотворения и письма

Знаете ли Вы, что моя книжка стихов благополучно родилась? А «Александра Карловна» тихо спит в издательстве «Искусство». Мне вышлют 50 книжек «Одолень-травы», так что скоро получите. Я бы сказала, что этот сборник очень специальный по подбору, но говорят, что им открывается дорога к следующему, менее узкому по тематике. Поживем, увидим. Главное, что я заговорила, хотя бы и четверть голоса, на родной земле. Вместе с Вами переживаем все волнения, связанные с защитой диссертации. Но я за Вас не боюсь и уверена в полной победе. Ничто настоящее не проваливается. До скорого письма!

Ваша Вега

16.

30 января 1971

Дорогая наша Светлана!

Ваши письма похожи на ларцы, наполненные драгоценностями из самых разных стран, которые хочется примерять перед зеркалами и без конца перебирать. Вспоминается шкатулка моей тети, которую она позволяла раскрывать и разбирать, когда я «хорошо себя вела». По моему тогдашнему возрасту, она мне казалась неисчерпаемой, и каждая вещица содержала в себе истории, сказки и картины. Содержание Ваших писем и стихов в тысячи раз богаче той шкатулки. Как же тут жаловаться на отсутствие «презренного металла», когда с такими письмами, не тратя ни денег, ни времени на таможни, можно часами путешествовать! Глаза разбегаются, и просто не знаешь, за какую строчку ухватиться, чтобы отвечать.

Это письмо пришло под знаком собаки, которую долго пристраивали, кончилось тем, что она поселилась в столовой, прислонясь к большой банке горчицы, никогда не сходящей со стола. Михаил Максимилианович постоянно рассматривает этого нового домового и замечтал иметь точно такого же, но живого. Что-то есть в дивной собаке от Врубелевского Пана, и древнее, и земное, и мудрое, а во всем этом – прочная дружба, на которую можно положиться, закрыв глаза. Поселился наш пес в столовой потому, что я всё, что мне особенно нравится, тащу в эту столовую, и становится она своего рода «тетиной шкатулкой».

Из Комитета сообщили, что книжки мне высланы. Не обошлось без типографских шалостей, и право же есть от чего рвать на себе волосы. В одном из стихотворений вместо «ели» преспокойно напечатали «если»: «И если в шелесте ветвей», создав неожиданно новую древесную породу. Пусть знают читатели, что в Москве развели деревья «если»! Меня утешают тем, что эти небрежности хоть и досадны, но «смысла не искажают», как будто в стихах важен только смысл!

Книга о бабушке блаженно спит и неизвестно, не переспит ли и мою собственную смерть. Когда я узнала из Вашего письма о бесконечных хождениях по мукам, где какой-то страшный Горлит (или Гориздат?) напомнил мне Змея-Горыныча о трех головах, то и тени оптимизма у меня не осталось. Змея-Горыныча, картонного, яркозеленого я видела в мои шесть лет, в театре, и до сих пор не могу забыть, как он шлепал, качаясь, по сцене и был громадного роста, а в животе у него было окошко и в нем – голова актера, с черными усами, лихо закрученными, и с совершенно безразличным выражением лица. Заедал ли этот Горыныч книги, проглатывая их на долгие годы?

Наша жизнь?.. Склоняйте слово «нога». «Ногой, ноге, ногу..» Ее обладатель почти всё время лежит, или сидит, вытянув перед собою эту трудную приставку на стул с подушкой. Тем не менее молодые наши души не унывают ни из-за ноги, ни из-за «этой зимы» и так же раскрывают руки навстречу воображаемым счастливым переменам, как добрый дух на сшитом Вами календарике. Ношу его в сумке.

О молодых душах: вполне с Вами согласна насчет стыдливой крылатости Михаила Максимилиановича. Очень правильно и глубоко замечено! Если бы я писала его портрет, то он был бы тем водяным ангелом, с крыльями-плавниками, который берет душу утонувшего мальчика, мешая ее с пузырьками, и вместе с нею смотрит, «как где-то рядом дерево идет».

О поэте Н. Гронском. Не к своему, а ко всему зарубежному стыду, скажу, что за всю мою жизнь в Париже я никогда не слышала этого имени и не имею понятия о таком поэте. Это тем более странно, что о нем никогда даже не заикнулся Сергей Маковский, постоянно выкапывающий новые таланты изо всех углов, всегда с кем-то носившийся или кого-то съедавший живьем, а уж от него я имела не только горы имен и стихов, но и почти все книжечки, издававшиеся с 20-х по 50-тые годы. Не слышала я о Тройском ни от Злобина, ни от Марины Цветаевой, и могу с уверенностью сказать, что о нем не заикался Ходасевич. Может быть, Вы найдете в Ленинке «Современные Записки» и «Числа»?.. Со своей стороны, если нападу на след – сейчас же сообщу.