Колман Баркс - Суть Руми

Подобно Хафизу, он часто цитирует и перелагает знаменитые строки ранних поэтов.

В качестве примера можно взять газель, начинающуюся со строки: «Говорят, что умер Санаи» , которая, косвенно побуждает читателя видеть в суфийском поэте Санаи современника Руми. Это стихотворение не является откликом на современное Руми событие (Санаи умер в 1131 году, задолго до рождения Руми), однако, оно построено по образцу стихотворения, написанного тремя веками ранее на смерть другого великого поэта Рудаки (ок. 860 - 941). Руми, конечно, был знаком с огромным богатством преданий, которым пользовались Аттар и другии суфии в своих мистических поэмах.

Он также показывает свою осведомленность в классической арабской поэзии, особенно ценя стихи аль-Мутанабби (916 - 965).

Особенно трудно передать в переводе такую черту персидской поэзии, как её двуязычный характер. Около пятидесяти процентов словаря персидского языка заимствовано из арабского, и в стихах Руми часто встречаются целые предложения и даже строфы, написанные по-арабски. Это особенно заметно в таких местах, как вступление к «Месневи» (1:128 - 129), когда после просьбы Хусама, ученика Руми, рассказать о Шамсе, тот переходит на чистый арабский - величественный язык Корана, язык пылкой любви:

Не беспокой меня, ибо я растворился!

Мои мысли изгнаны, посему я не могу

Подсчитывать твои восхваления.

Что бы ни говорили непросветлённые,

Всё тщета, и неважно,

Как они рисуются и пыжатся.

Одна только мысль о Шамсе вызывала в Руми состояние растворения, уничтожения «эго», подчеркиваемое цитированием Пророка Мухаммада, когда тот напрямую обращался к Богу и признавался в неспособности описывать бесконечное. Это можно было бы сделать, лишь перейдя на более высокий регистр - арабский язык - ввиду его нерасторжимой связи с Кораном и классической арабской поэзией. Публика, для которой Руми писал такие строки, очевидно, была сведуща в литературных условностях и персидского и арабского языков, религиозной исламской традиции и особого словаря суфизма, созданного на протяжении столетий.

Но как можно соразмерно передать в переводе на английский эстетическое воздействие перехода с персидского на арабский?

Другим примером такого воздействия может послужить стихотворение Хафиза, который тоже включал в персидские стихи много арабских слов (арабские слова выделены здесь курсивом):

Сие терпкое снадобье, что суфий именует матерью греха,

Более ароматно и сладостно нам, чем поцелуй девственницы.

Здесь воспевается вино и эмоциональное потрясение от запрещенного удовольствия усиливается изысканностью языковой игры. Сто лет назад английский переводчик Руми - Рейнолд Николсон, чтобы добиться подобного воздействия, попытался воспользоваться латынью для передачи арабского текста, надеясь, что его классически образованные читатели это оценят:

That bitter stuff the Sufi calls ”mater malorum

nobis optabilior et dulcior quam osculum virginis.”

Однако, это были напрасные потуги.

"КАК СОСТАВЛЕНА ЭТА КНИГА"

План этой книги собьёт с толку специалистов, привыкших паковать поэзию Руми в стандартные коробки: катрены "Рубайата", газели "Дивана", шесть книг двустиший "Меснави", плюс книга "Бесед и Писем", да ещё совсем малоизвестная книга - "Семь Проповедей". И хотя такая стандартная упаковка удобна для научной классификации, творческая энергия Руми фонтанирует во многих формах, а зачастую и за пределами как формы, так и ограниченной фантазии литературоведов. Суфии говорят, что такая энергия исходит из "галба" - разума внутри ума, источника великой щедрости и сострадания.

Двадцать семь глав этой книги - головокружительные и полные таинственного смысла палимпсесты*, плавающие разноцветными поплавками в океане воображения Руми. Волны поэзии Руми с лёгкостью перекатываются через них и ускользают за пределы всех искусственных ограничений. Невидимое но реальное единство всего сущего, запечатлённое в формуле ислама "Ля илляха иль Аллаху" (нет иной реальности, кроме Бога; есть только Бог) - вот сквозная тема этой книги, все остальные темы лишь следствия этой главной на низших уровнях общности. Если пытаться найти материальное воплощение идеи книги "Сущность Руми", то ею мог бы оказаться ритуал "зикра" , непрерывного напоминания себе, что Бог един.

Названия стихов выбраны мною тоже довольно произвольно, в персидском оригинале их нет.