Джелалэддин описывает свое томление в драматических образах:
- жаждет, как песок (Газель 1200);
- обуреваем вечной жаждой влюбленного, желающего все больше и больше любви,
жаждой дюн, которые без остатка впитывают влагу, как только она попадает на них.
- cпит ли когда-нибудь влюбленный? Нет, сон лишь взглянет на него и уходит прочь к другому;
(Газель 1444)
- несчастный сон либо умирает, вкусив отравленных слез из глаз (Газель 779),
- либо находит сердце влюбленного "невкусным", вдобавок на него обрушиваются "кулаки любви", и он в конце концов убегает прочь, исполненный печали (Газель 500).
МИСТИЦИЗМ
Мистическим содержанием наполняются и народные сказки и анекдоты о Ходже Насреддине. Непристойные сцены, которые встречаются главным образом в пятой книге Маснави, неожиданно оказываются мистическими аллегориями: "мои грязные шутки (хазал) - вовсе не грязные шутки, а наставления" ("Маснави", 5:2497). Временами образность его становится фантастической, зловещей и неуклюжей. Подсознательное видение крови Шамсэддина у дверей вдохновляет его на самые мрачные и потому наиболее впечатляющие стихи в "Диване". Там есть, например, в начале стихотворения строка, примечательная аллитерацией:
кух кун аз калла-ха, бахр куп аз хун-и ма
Сделай гору из черепов, сделай океан из нашей крови
(Газель 1304).
Или в похожем контексте:
Эта земля не прах, она - сосуд,
полный крови, крови влюбленных
(Газель 336).
А вот стихи, написанные изящным метром, полные нежности:
Сними покрывало и закрой нашу дверь,
[Здесь только] ты, я и пустой дом
(Газель 2728).
Без твоих речей у души не было бы ушей,
Без твоих ушей у души не было бы языка
(Газель 697).
Эти стихи содержат незабываемые образы, которые, хотя и заимствованы по большей части из традиционного инвентаря персидской поэзии, передают совершенно другие чувства, что достигается изменением какого-то одного оттенка или добавлением какого-нибудь эпитета.
Представители раннего суфизма в произведениях Руми (равно как у Санаи, в еще большей степени у Аттара) становятся символами различных духовных стадий и состояний.
Многочисленные аллюзии на Халладжа, мученика любви, заполняют "Диван" и "Маснави" Руми. Стихотворение Халладжа "Убейте меня, о мои верные друзья!" стало ключевым в философской мысли Руми. Одним из центральных мотивов поэзии Руми является мотив гибели и таким образом обретения новой жизни, согласно хадису "Умри до того, как ты умрешь" . Чтобы доказать истинность этого хадиса и связанного с ним стихотворения Халладжа, Руми порой соединяет вместе очень странные образы. Даже горох у него символизирует определенную жизненную ситуацию ("Маснави", 3:4158) - брошенный в кипяток, горох жалуется и пытается выпрыгнуть из котла. Но поэт объясняет ему, что, поскольку он рос под дождем и солнечным светом Божественной милости, он должен теперь научиться страданию в огне Божественного гнева, для того чтобы достичь зрелости. Человек, готовящий горох, сравнивается с Авраамом, который вознамерился убить своего возлюбленного сына; он говорит гороху: "Твое смирение - вот вечная цель" . Только благодаря добровольному смирению растение может достичь ступени животной жизни, т. е. обрести дух и мысль.
Небытие необходимо для становления и бытия. Все учителя взыскуют небытия и уничтожения, потому что только тогда Бог может иметь с ними дело ("Маснави", 6:1467-1474). Аттар уже говорил о необходимости "быть съеденным"; и Руми, с его необычайной приверженностью к "кухонным" образам, подражает ему в этом. Жизнь - постоянное движение, и ни одна ступень не может быть достигнута, пока не будет пройдена предыдущая. Караван должен быть готов к звуку колокола, который призовет его в путь к новым стоянкам (Газель 1789). Из пыли вырастают растения, которые в свою очередь превращаются в высшие формы жизни путем уничтожения.
Иногда Руми употребляет коммерческую терминологию, почерпнутую из Корана:
Лучшая сделка - с Богом: он покупает у тебя твое
грязное богатство, а взамен дает свет души;
Он покупает лед бренного тела и дарует взамен
царство, непостижимое для воображения
("Маснави", 6:880-881).
Описание у Руми этого направленного вверх движения души (обычно объясняемого как поэтическая версия неоплатонической идеи воврата души к ее божественному источнику) вызывало интерес западных ученых с самого начала их знакомства с поэтом.
Читать дальше