Николай Доризо - Из сборника Звенья

Чужая смерть страшна мне, как своя.
И, расставаясь у могилы с другом,
Как ни грешно, я думаю с испугом,
Что сам умру когда-нибудь и я.
Чужая смерть страшна мне, как своя.

Есть только вечность. Вечной славы нет.
И даже вы, бессмертные поэты,
В конечном счете смертны, как планеты,
Как солнце — через сотни тысяч лет.
Есть только вечность. Вечной славы нет.

Ко мне пришло мое начало дня.
Пока живу, я все-таки бессмертен,
Хотя бы тем, что вновь забыл о смерти.
Есть мысль, есть труд, есть слово у меня,
И возраст мой на линии огня.

Быть равнодушным к близким — грех.
И пить вино без меры — грех.
Неверность — грех.
И леность — грех.
Неоткровенность в дружбе — грех.
Но наибольший грех из всех
В том, что я день спокойно прожил,
Что ни один подобный грех
Меня сегодня не встревожил.

Ступни городского сада.
Все те, что тридцать лет назад.
По ним
я
вниз
сбежал
когда-то,
и стало мне за пятьдесят.

О каждодневный список дел!
Мой суетливый пыл.
Кому-то позвонить хотел,
А вот кому?
Забыл!

Не позвоню?
Ну что ж, пустяк.
Беда невелика.
А не могу заснуть никак
Без этого звонка.

Пустяк.
Но в приступе тоски
Не рад я свету дня.
Полжизни эти пустяки
Отняли у меня.

Сколько прожил на земле старик.
Пережил эпохи, поколенья.
А по сути жизнь его лишь миг -
Девяностолетнее мгновенье.

Туристский скоростной маршрут
В музейных залах Ватикана
Отвел нам двадцать пять минут
На Рубенса и Тициана.

На них рассеяно гляжу -
Слились в одно полотен лица.
За другом судорожно слежу,
Чтобы в толпе не заблудиться.

Тогда вопрос: а для чего
Мне все шедевры Ватикана,-
Затылком друга моего
Я здесь любуюсь, как ни странно.

"Мгновение, остановись!"-
шепчу я в грустной укоризне…
вот так и жизнь порой не жизнь,
а лишь экскурсия по жизни.

Эта мысль, к добру иль не к добру,
В полусне мелькнула на рассвете:
Если я когда-нибудь умру,
Жил ли я действительно на свете?..

Как нам смириться, что уходят даты,
Что время так стремительно идет.
Рука все пишет семьдесят девятый,
Хотя уже восьмидесятый год.

В твоей шеренге вековой
Не первый я и не последний…
История, ты возраст мой,
Ты разум мой тысячелетний.

Увы, на свете вечных нет сердец.
Я в этом теле временный жилец.

С невольным страхом
Смерть моих друзей
Мы позабыть
Стараемся скорей,
И лишь одно
Оправдывает нас,
Что неизбежен
Наш смертельный час.

За то, что жизнь
Нам все еще дана,
Мы вроде
перед мертвым
виноваты.
И может,
эта горькая вина
и есть та боль,
святая боль утраты.

Быть может,
Чтобы нам облегчить расставание
С тем чудом, которое жизнью зовем,
Сперва у людей умирают желанья,
А сам человек умирает потом.

Пусть крошатся, как на пальцах мел, года,
И пусть не так уж много и осталось,
В нас что-то не стареет никогда,
И может. Потому страшна нам старость.

И вдруг, внезапно стал я стариком,
Зачем-то валерьянку пью прилежно.
Каким-то хилым, в елочку, шажком
Я семеню по комнате неспешно.

Проснусь, лежу в дремотном забытьи,
Встаю лениво, говорю негромко,
Тягучи все движения мои,
Как бы идет
Замедленная съемка.

Да где же я -
Во сне ли,
Наяву?
Скорей из дома — к людям, к шумным липам!..
В избе у деда древнего живу
И заразился старостью и гриппом.

Дед по ночам кряхтит, и я кряхчу, -
Ровесники, подумать страшновато.
Уйду-ка я под утро на бахчу -
Там так задиристо поют девчата.

Мелькнет такое в проблесках зрачка
Или в морщинке, вычерченной тонко.
Что я в ребенке вижу старика,
А в старике — вчерашнего ребенка.