* * *
Ту зиму забудешь едва ли,
Была она злее врага.
Отары совсем отощали,
И толстыми стали снега.
Осталась трава под снегами,
А снег неприступен почти.
Голодные овцы губами
Старались его разгрести.
Но снегом колючим и твердым
Лишь ранили губы они
И падали, вытянув морды.
О, сколько их пало в те дни!
Как мог, укрывал от метели
Ягнят на кутане Али.
От стужи усы побелели
И слезы к щекам приросли.
Зима своим саваном белым
Покрыла кутаны. Беда!
И ночью, и днем то и дело
Гудели о том провода.
Недобрая весть торопилась
Быстрей, чем на крыльях совы.
Как снег, на аулы свалилась,
Домчалась до самой Москвы.
Хлестала пурга по кошарам,
Мороз раскалялся все злей.
Беда!
И на помощь отарам
Направились сотни людей.
Кубанское сено грузили
В составы, которым даны
«Зеленые улицы» были
Железным приказом страны.
Сквозь темень на каждом кутане
Костры полыхали в ночи,
И сеном груженные сани
Тянули туда тягачи.
Погода — не выдумать хуже,
Но словно противнику в тыл,
Над полчищем воющей стужи
Во мгле самолет уходил.
И сбрасывал вновь над кутаном
Он сено в какой уже раз.
Как в прошлой войне партизанам
Заброшенный боеприпас.
Трудились, как было ни круто,
Среди леденеющей мглы
Студенты сельхозинститута
Из города Махачкалы.
Хочу, чтоб о подвиге этом
Вы, люди, забыть не могли…
В степи перед самым рассветом
Юсуп повстречался с Али.
Студент с уваженьем безмерным,
Хоть сам заслужил он почет,
Сказал, поздоровавшись первым,
Что дочка поклон ему шлет.
И что Хадижат, мол, здорова,
Как Асе писала о том.
Насупивший брови, сурово
Али его слушал.
Потом
Ответил печально и глухо,
Что дочери нет у него.
А если ей пишет старуха,
То он не прощает того.
И с нею — сама виновата! —
Отныне не связан судьбой…
И палкой, согласно адату,
Он воздух рассек над собой.
(Адат развенчанья нетруден.
Лишь палкой взмахнуть вы должны
И трижды промолвить при людях:
«Свожу с себя имя жены!»)
Случается, после развода
Муж кличет обратно жену.
Я знаю, что был у народа
Закон посложней в старину.
Жену возвратить свою снова
Муж право имел, но она
Стать прежде женою другого
Была, хоть на сутки, должна.
И службу иной специально
Для этого нес без забот.
Одну отпускал моментально,
Другую — держал целый год.
* * *
Звонок телефонный раздался,
Чуть дверь приоткрылась, скрипя,
И сторож в дверях показался:
«Алиева Ася, тебя!»
Взяла она трубку проворно,
И голос того, кто был люб,
Донесся из трубки из черной:
«Юсуп? Ты откуда, Юсуп?»
«Вернулся с кутана. Ты рада?»
«Как будто не чувствуешь сам!»
«Сегодня тебя у горсада
К семи ожидаю часам.
Твое я исполнил желанье:
Пойдем мы смотреть «Айгази».
«Спасибо». — «Чур, без опозданья».
«Приду! Прибегу! Не проси!
Но сам опоздать стерегись ты!»
«И сто не задержат преград!
С тобой мое сердце и мысли».
«До вечера!» — «Жду, Асият!»
И сразу две трубки покорных
Уселись на двух рычагах,
Как будто две курицы черных
На жердочках в разных местах…
Отглажены брюки что надо,
Подстрижен Юсуп и побрит.
Он, как часовой, у горсада
Минут уже сорок стоит.
Стоит в ожиданье любимой
(Всех юношей это судьба).
Машины проносятся мимо,
А время ползет, как арба.
Волнуясь, Юсуп в нетерпенье
(Быстрей, может, время пройдет)
Все до одного объявленья
Прочел на доске у ворот.
Потом комсомольской газеты
Он две просмотрел полосы.
«Ах, где же ты, милая, где ты?»
И снова взглянул на часы.
«Нельзя же так, честное слово,
Она бессердечна совсем!
Сейчас уже четверть восьмого,
А мы ведь условились в семь.
В театр теперь опоздали.
Ах, что ж не идет Асият?»
И начал, насупясь, в печали
Ходить то вперед, то назад.
И горько ему, и обидно.
Что делать? Грусти не грусти,
По-прежнему Аси не видно,
Хоть восемь уже без пяти.
Читать дальше