Джон Китс - Поэмы

Не покидай меня в холодной тишине".

36

Такою речью сладостной Порфиро

Был зачарован и воспламенен.

Как яркая звезда среди эфира

Сверкнет, спеша взойти на небосклон,

Как в аромат, что розой порожден,

Вплетет фиалку нежную природа,

Так он вошел в ее прекрасный сон.

А за окном - бушует непогода,

И медленно луна спустилась с небосвода.

37

Темно. Зернистый снег стучит в стекло.

"Нет, я не сон, мой ангел светлоокий!"

Темно. Метелью все заволокло.

"Да, ты не сон! Зачем же в путь далекий

Пустился ты? Кто так погряз в пороке,

Что нас оставил в комнате вдвоем?

Но знай, что покидаешь ты, жестокий,

Лишь горлинку с надломленным крылом,

Тебя не прокляну... Но ты оставь мой дом!"

38

"О Маделина! Милая невеста!

Моих очей светлейшая звезда!

Я лишь затем проникнул в это место,

Чтоб стать твоим вассалом навсегда,

Я пилигрим, и на пути сюда

Мне встретились тревоги и ненастья,

Но ничего из твоего гнезда,

Кроме тебя самой, не стану красть я,

Молю, доверься мне - пред нами годы счастья!

39

Чу! Слышишь голос вьюги колдовской,

Он нас зовет. Вставай, моя родная!

Заря близка, и день не за горой,

Спеши за мной, сомнения не зная,

Скорей, в дорогу! Братия хмельная

Не в силах ни подняться, ни взглянуть,

Над кружками рейнвейна засыпая.

Сквозь снег и вереск предстоит нам путь

На юг, где замок мой, где сможем отдохнуть".

40

И подчинилась Маделина. Скоро,

Превозмогая робость и испуг,

Она шагнула в темень коридора,

Хотя чудовищ видела вокруг.

За ней ступил ее влюбленный друг,

И в сумраке рассвета мутно-сером

Не доносился ни единый звук

Лишь сквозняки скользили по шпалерам,

По вытканным на них галантным кавалерам.

41

Как призраки, в широкий темный зал

Они прошли к железным балюстрадам

У входа, где привратник мирно спал

С огромною пустой бутылкой рядом;

Он приподнялся и окинул взглядом

Свою хозяйку, снял с дверей замок,

Откинул цепь - и вот конец преградам:

Свирепый страж у двери снова лег,

И юная чета ступила за порог.

42

О, сотни лет, должно быть, пролетели,

Следы влюбленных стерты, сметены...

В ту ночь барон метался по постели,

И всех его гостей душили сны:

Вампиры, черти, ведьмы, колдуны.

Анджела утром умерла от страха,

Над ней молитвы были прочтены...

Сто тысяч "Ауе" не спасли монаха,

И он заснул навек средь ледяного праха.

Перевод Е.Витковского

ЛАМИЯ

* ЧАСТЬ I *

Давно: еще не выгнали с лужайки

Сатира с Нимфой эльфов резвых стайки,

Еще алмазный скипетр, и корона,

И мантия Владыки Оберона

Страх не посеяли в Дриаде с Фавном,

Резвившихся в веселье своенравном,

Влюбленный Эрмий свой покинул трон,

Очередною страстью распален.

С высот Олимпа он легко исчез,

А чтобы не прогневался Зевес

Великий - было тучкой бегство скрыто.

Стремился Эрмий к побережью Крита.

Зане в священных рощах той земли

Скрывалась нимфа: к ней смиренно шли

Сатиры козлоногие; Тритон,

Покинув хляби, нимфе клал поклон

И перлы сыпал; критские луга

Усеивали часто жемчуга

Такие, что не грезились и Музе,

Хотя богиня с Выдумкой в союзе.

Всяк любит нимфу эту, млад и стар!

Так мыслит Эрмий, и ревнивый жар

Жжет олимпийца: от крылатых пят

До головы томленьем он объят;

В златой оправе вьющихся волос

Лилейный лик его пылает ярче роз.

Летя из леса в лес, из дола в дол,

Он утоленья страсти не обрел;

Напрасным вожделением измучен,

Искал беглянку он вблизи речных излучин

Вотще: награды не было погоне...

Задумчив, бог сидел на диком склоне

И ревновал, давая волю гневу,

И к фавну, и к несмысленному древу.

И вдруг он внял отчаяннейший глас

Из тех, что в сердце добром гасят враз

Все, кроме состраданья; глас изрек:

"Ужель в обличье сем скончаю век?

Ужель не обрету иного тела,

Способного любить, и до предела

Изведать страсть? Увы, увы, увы!"

И бог на голос ринулся, травы

Стопами окрыленными почти

Не потревожив на своем пути...

В недальней чаще дивная змея

Свилась кольцом, чешуйный блеск лия

Сверканье багреца, лазури, злата:

Змея была, как зебра, полосата,

Как леопард, пятниста; сам павлин

Померк бы рядом с нею в миг один.

И, с лунами серебряными схожи,

Играли блики на чудесной коже.

А пени длились - громки, скорбны, многи.

И чудилось: за грех карают боги

Иль демону отдавшуюся фею,