Омар Хайям - Рубаи. Полное собрание

Везде Твои силки, Ты в них манишь меня,
Притом грозишь убить, коль полонишь меня.
В силки поймав, убив доверчивую жертву,
За что ослушником Ты заклеймишь меня?!

Неужто на нее рука бы поднялась?
А юную красу — как может мирозданье…

«Обратно — пей вино! — не пустит мир иной».

Твоей любви ко мне и нежности Творец
Былые рай и ад принял за образец.
Рай — это пиршество, а что за пир без хмеля!
Какой еще мне рай? И где он, тот дворец?

По планам бы своим возвел иное небо,
Где были бы сердца свободными всегда.

Сумел залить огонь в заждавшихся очах.

Саки! Какой глоток ты выплеснул во прах! —
Залил огонь тоски в пылавших там очах.
А ты по-прежнему простым вином считаешь
Струю живой воды! Прости тебя Аллах!

А нам-то каково? Его запрет и воля
Просты как будто бы: «Склонись! Не упади!»

Власть бестолковую подальше обходи.
Ведь почему душе так тягостно в груди?
«Пей зелье!» — слышит плоть. «Душа! Блюди запреты!»
Ну да, легко сказать: «Склонись! Не упади!»

По краю пиалы волшебный стих начертан,

Я болен, и меня любимая корит,
Считает, от вина такой плачевный вид.

Держать в бесчувствии приходится мне душу,

От самого себя ищу освобожденья,

Пускай про ад и рай болтают что угодно:

Саки, держа кувшин, замрет под звуки песни:

Секрет от подлецов упорно прячешь ты,
И тайну от глупцов упорно прячешь ты.
Смотри, для всех людей ты трудишься — как можно?
От всех людей лицо упорно прячешь ты.

Эй, трезвенник, уймись! Веселье — не разврат;
Коль ты зароки дашь, и я заречься рад.
«Вина не пью!» — кричишь, и тем добился славы,
Которая, поверь, позорнее стократ.

Слезу влюбленного ронять во прах — не смей,
Лишь кровью истекай печальною своей,
Пролей на землю кровь двух тысяч покаяний,
Но ни глотка вина на землю не пролей!

Уймись, не жадничай. Богатства ни к чему:
Добро и зло судьбы равно влекут во тьму.
Успей вина испить, погладить милый локон:
Миг — и вину конец, и веку твоему.

С похмелья чуть живой, куда стремлюсь наутро:
В мечеть? Во храм?.. Да нет, к любовнице, к вину!

Не забывать вино, не убивать минут:
Пусть вера, сердце, ум — веселыми живут!

Лепешка хлебная, вина кувшин-другой,
Бараний окорок, — и вишни над рекой,
И луноликая, и радость, и покой…
Султану власти нет устроить пир такой!

Вот мы, подруги, хмель и этот ветхий дом.
Долой дурман надежд и страха пред Судом!
Одежды, сердце, дух в заклад за хмель сдаем.
Прочь путы воздуха, земли, воды с огнем!

Вот мы, вино, певец, без крыши ветхий дом.
И дух, и ум, и честь в долгу перед вином.
В нас плещется вино, мы плещемся в вине ли?..
Неужто мы в дому? В кувшине, да в каком!

Печали мира — яд, вино — целитель мой,
С которым не страшусь отравы мировой.
С зеленым юношей на зелени валяюсь,
Пока мой прах не стал зеленою травой.

В мечеть я для себя добра искать хожу,
Но — Боже! — не намаз я совершать хожу.
Здесь как-то повезло украсть молельный коврик,
Он обветшал уже, так я опять хожу.

Наш праздник подошел и воссиять готов
Невестой молодой.
У виночерпия кувшин опять готов,
Багрянцем налитой.
Узду намаза и намордник воздержанья
Опять, как и всегда,
С ослиных этих морд наш праздник снять готов.
Ой-ой, беда! Ой-ой!..

О сладостный кумир, напомнил нам рассвет:
Недопит кубок наш, напев наш недопет.
Сто тысяч — как Джамшид! — царей минувших лет
Песками занесло теченье зим и лет.

Ведь и минуты ждать не станет вестник Смерти,

Проснуться поспеши, вина хоть раз хлебнуть:
Судьба еще беды заставит нас хлебнуть.
Жестокий небосвод однажды так подстроит —
Не сможешь и воды в последний час хлебнуть.