Сергей Кутолин: Впечатления (Опыт рефлексии визионерства)

Память снова заспешила,
раззвенелся аромат,
то черемуха горчила,
рассыпая свой наряд,
Где-то цвет запел в низинах
синим, красным, голубым,
Солнце село жёлтой дыней.
Как нам жить и жить одним,
Не тоскливо, — жизнь сурова,
Не спеша, — спешит балбес,
В слове новом, — чувства новы,
в чувстве много темных мест.
В чувстве, разуме и воле,
Опахале интуиций
Прозреваю жизни поле,
где летаю светлой птицей.

Люблю ходить среди могил,
средь судеб прожитых, безвестных, —
их смертью жребий опалил
как будто в мире нашем тесно.
А здесь и креп, и тишина,
и в тишине стокует дятел,
Душа безбрежностью полна,
а новый мир как будто спятил.
Но открываю каждый раз,
что это просто размышленье
стучится в душу мне в тот час,
когда я мыслю о творенье,
о бесконечности его,
о счастье, радости и горе,
о человеческой судьбе,
добре и зле, путях неволи.
Свобода — радостный конец,
Необходимость-тьма печали,
и всё ж за нашими плечами
как солнца Вечности Венец.

Тихо. Как-то тихо
на зеленом поле,
Пахнет свежим жмыхом
осенью на воле.
Рыжие коровы
так степенно — чинны,
смотрятся по новому
как бы без причины.
Смотрятся по новому
лес, озера, сполохи,
Ночью вместе с совами
различаю шорохи.
Всё это откуда-то
из душевной странности
возникает с мудростью
в новой светлой данности.

Посмотри ей в большие глазницы,
Видишь, вечность усталая в ней,
чередой бесконечные лица,
неоглядная серость полей.
Нет ни света, ни тени улыбки,
лишь оскал лошадиных зубов,
да качается в млечности зыбкой
преогромная тьма черепов.
И палящее солнце пустыни,
и разлив безымянных дождей
жарит, моет те жёлтые дыни,
что лежат урожаем полей.
И совсем удобрением стали
кости желтые и черепа,
что когда-то любили, искали
и косили когда-то хлеба.
Как должно быть не просто и грустно
сеять в землю печальный посев,
на душе бесконечно и пусто,
миг застыл, на лету пожелтев.
Если кончилось всё, то недолго
только тем воскресения ждать,
кто в тумане как жизни промозглой
мог добро ото зла отличать.

Завлекают объятия истин
те, что сущностью нам не даны
в грозном шорохе ветра и свисте
пролетающих бурь. Как сны
пляшут, плачутся мысли — мальвины,
серым волком качается тьма,
ты как глупый чурбан-Буратино
ищешь путь свой, смеясь от ума.
Разметалась ромашек поляна,
на поляне той курья изба,
как глубоко и буйственно рано
счастье чертит морщины со лба,
Карабас — Барабас отдыхает,
за спиной суетится Судьба,
хвост от истин во тьму пропадает,
утешает нас свет и борьба.

Зазолотилось солнце в комнате моей,
расправив крылья, утро начинает
игру и цвета, и теней,
и свежестью на стёклах зарыдает.
А я лежу и думаю о новом,
о воплощении проснувшихся идей,
Нам в прошлом будущее кажется готовым,
его мы видим в призме наших дней.
Не замечаем миг, сегодняшнее время,
оно живет как будто бы вне нас,
в костре горят и углятся поленья,
но им огонь себя не передаст.
Сегодня утро, утро я встречаю,
а предыдущее забрало у меня
всё то, что прошлым ныне ощущаю,
но созидается для будущего дня.

На стенах утро заплясало
в узорах робко-золотых
и шумом улицы упало
из звуков твердых и простых.
И ото сна вставала память,
и мысль, свой путь преодолев,
вошла в сегодняшнее пламя
ещё проснуться не успев.
Я понимаю, нужно чаще
писать о чувственно-простом,
о том, что жизнь светлей и краше,
о безразличном и пустом,
но лик свой, выставив в окошко,
нам нужно славить их плетень,
Эй, отдохни душа, немножко,
восчувствуй просто новый день.