Борис Ручьев - Стихотворения и поэмы

Девки, погремите
канителью песен,
старые знакомки,
молодой ровняк,
чтобы здесь звенело,
грохало за лесом!
Или позабыли
прежнего меня?
Парни приветствие
за руку отметят,
протолкуют бережно
до вечерних рос,
может, молча требуя
долгом беседы
самых первосортных
белых папирос.
Росница вечерняя,
прозрачная пороша
свежестью сливается
в улицы, и вот
наши запевки
неводом хорошим
вечер и деревню
взяли в обход.

2

Зарей самобытен и вечен,
хозяин бесед и огней —
плывет замечательный вечер
по родине первой моей.
На лицах отсвет его розов.
В дому, где живет родня,
проходит собранье колхоза
со срочной повесткою дня.
Раздумье пока колосится,
осматриваюсь вокруг:
родные и прежние лица
знакомых, друзей и подруг.
В «речугах», словах «по вопросу»
заботой, незримо тугой,
встает напряженье покоса
подсчетом копен и стогов.
— Дела, — говорит председатель, —
приходится круто решать,
сенов еще много не взято,
а тут поднапер урожай.
Судили, рядили, решали,
какой оборот приискать,
и дума одна и большая
у каждого билась в висках.
Сижу здесь не без почета,
все кажется ново, свежо,
но чувствую: в заводь заботы
я тоже со всеми вошел.
Пока этот узел здоровый
никто не сумел развязать,
я тихо беру себе слово,
чтоб многое рассказать.

Я свое словечко сказанул не просто —
так, мол, и этак, и начистоту
рассказал историю заводского роста,
знавшую немало суховеев, стуж.
Как родятся первые корпуса завода,
железобетонные от самой земли,
как в работе брали мы высшие рекорды,
крепкие атаки отчаянно вели.
Так вот до полуночи
все и просидели,
порешив назавтра
штурмом бригад
во что бы то ни стало
до конца недели
скошенное сено
заметать в стога.

3

Не до смеха, не до запевок,
бродит горечью суховей.
Сено справа и сено слева,
под рубашкой, на голове.
Запеклись сухолистьем губы,
пот соленый чернит загар,
только копны идут на убыль,
только песней растут стога.
Только мускулы жмет работа,
копны режем под корешок,
только после любого взмета
выдох падает — хо-ро-шо!
Будто вновь напряженье стройки,
небывалый атак напор,
и бригада таких же стойких
парней, крепких, как на подбор.
И до сутеми горизонта
кошениною, лугом, сплошь
наступаем хорошим фронтом
мы — разночубая молодежь.
Сходит вечер высшего сорта.
В песнях, в сердце — крутой огонь,
он и в сводке горит рекордом,
записавшим тридцать стогов...
...Так работою загораясь,
по рекордам равняя бег,
ходят будни родного края
по первопуткам больших побед.

4

Осень заплывает рваною погодою,
отпуск незаметно прошел. Пора!
Только покидаю первую родину
легче да лучше, чем в первый раз.
Самое же главное, что начало пройдено.
Расскажу товарищам лучшими из слов:
по второй равняется первая родина
на крутой дороге сегодняшних боев.
А пока, ни капли в песне не тоскуя,
выйдите, ребята, немного проводить.
Все равно когда-нибудь снова потолкуем
о делах прекрасных в нашем впереди.

Нету брода в синем море,
на груди не переплыть,
нету горя горше горя —
гармониста любить.

Я ходила, я устала
на работе заводской,
сердце биться перестало,
сердце требует покой.

До рассвета за стеной
льется дождик проливной.
Выйдешь в двери — схватит дрожь,
полквартала не пройдешь.

А в тринадцатом квартале,
через пять больших ворот,
в громком доме, в светлом зале
ходит белый хоровод.

В белом круге без печали
гармонист один сидит,
он гармонику качает
на крутой своей груди.

Я надела платье белое,
напудрила лицо,
шубу зимнюю надела,
тихо вышла на крыльцо.

Я иду — куда, не вижу,
задыхаюсь, а иду,
я гармошку ненавижу,
насылаю ей беду:
— Частый дождик, выбей стекла
у любимого в дому,
чтоб гармоника размокла —
по веленью моему,

чтобы лак сошел навеки
и рассыпались лады...
По проулкам льются реки,
стынут ноги от воды.

А вошла я в зал едва,
закружилась голова.
Как зазвякали звоночки,
как ударили басы,
по минутке, по часочку,
позабыла про часы,
про заботу, про усталость,
про размытые пути...
Я до трех часов плясала,
целовалась до пяти.