Алексей Лозина-Лозинский: Противоречия: Собрание стихотворений

А жены того Акибы
Каково начало было?
У Севуа-Калбы дочка
Увидала, что Акиба
Был куда благочестивей
Пастухов других (Акиба
Был пастух Севуа-Калбы).
Отдалась ему девица
И сама себе сказала:
«Этот будет ведать Тору
И в Израиле великим».
Стали свататься купцы к ней,
Даже многие вельможи,
Но она всем отказала.
Ей сказал Севуа-Калба:
«Выходи же, дочка, замуж»,
Но она отцу сказала:
«Отдалась уж я Акибе».
И прогнал отец из дому
Осквернившуюся дочку
И лишил ее наследства.
С той поры жила дочь Калбы
У родителей Акибы,
Нанималась в услуженье,
Половину денег мужу
Посылала в город Лидду
На учение у Есе.
В пятьдесят три года Тору
Знал Акиба превосходно
И пришел к жене обратно
Во главе с учениками,
А последних у Акибы
Было сорок восемь тысяч.
Ах, жене своей казался
Он светлее Гавриила
В сонме ангелов небесных!
Павши наземь мужу в ноги,
Их она поцеловала.
С той поры в Бене-Бераке
Жил с женой своей Акиба,
Одевал ее роскошно,
На кровать к жене всходил он
По приступку золотому
И говаривал нередко:
«Много женщина страдала,
Изучал пока я Тору».

В какие-то свои мечтанья
Погружены пески равнин;
Луна заткала очертанья
Сетями светлых паутин;
Над далью, рощами маслин,
Стоят созвездий сочетанья,
Как бы застыли заклинанья
Меж ширью неба и долин.

Перед шатрами до рассвета
На этот сказочный наряд
Арабы нежные глядят;
Пред ними в чарках сок шербета;
Задумчива, полуодета,
Толпа девиц… И все молчат…
Лишь о любви и тайне где-то,
Волнуя, струны говорят.

Трактат Авот гласит: Бодрится ум от знаний,
А сердце от любви закона. Нет тягостной любви и лишь полна страданий
Любовь Фамари и Аммона.

Предмет любви уйдет – забудутся беспечно
Любовь, и ласки, и обида; Но благо той любви, что будет крепкой вечно –
Ионафана и Давида.

Мудрец Нафан сказал: Нельзя исчислить смету
Грехам в Содоме и Гоморре,
Богатства, равного богатству Рима, нету
И нет сильней любви, чем к Торе.

Сказал Гамалиил: Кто Торы стал страницу
Учить седым, пред тьмой могилы,
Подобен старику, влюбленному в девицу,
Но не имеющему силы.

Рек рабби Симон: Истинам учить я буду,
И первая есть между ними –
Одна часть красоты рассеяна повсюду
И девять в Иерусалиме.

Но эту красоту вы можете, как в мирре,
Слезами потопить своими –
Одна страданий часть во всем великом мире
И девять в Иерусалиме.

Чертя разумно линии межей
Великого раздела,
Колену Левиину Моисей
Не дал удела.

Сказал: Левиты позабудут плоть,
Как их межа забыта;
Принадлежит один удел — Господь –
Сынам Левита.

Прошли века. Израэль был разбит:
Его удел – гнет плена,
Но до сих пор задумчивый левит
Хранит удел колена.

Я понимаю, что врагам хотел
Левит предстать со славой,
Но как же смех не отнял твой удел,
О, рабби величавый?

Глубина небесная,
Камень-великан…
Пропасти отвесные
Падают в туман.

Каменны и щелисты
Стороны горы,
Склоны – можжевелисты,
Выступы – остры;

Кое-где нанизаны
Сосны в белой мгле;
Временем изгрызана,
Башня на скале…

К узким, мшистым келиям
Взлезу по камням,
К дряхлым подземелиям,
Сводам и орлам.

Вы тоже не раз замечали,
Есть как бы опушка у сна?
Уж брезжут какие-то дали,
Ясней очертания стали,
Темь стала прозрачна, нежна..

Редеет дремота, но где-то
Еще сновиденья видны,
Вы ловите смысл их, ответы,
Но блески сознанья, как светы
Крадутся, ложатся на сны.

Вы чуете, вот заиграют,
Ворвутся, как песни, лучи,
Но всё еще сказки витают
И женщины снов моих тают
На самой опушке в ночи…

Откинусь. Строги и важны молчащие
И книги и бюсты-мыслители.
Как славно… Лампы, страницы шуршащие
И тишь монастырской обители.

Я вижу милые лица читающих,
Серьезные, скромные, дельные,
И слышу шепоты: «стон голодающих»,
«Лассаль» и «исканья бесцельные».