Жил Нитука одиноко:
Не в проходах под землей,
На скале-игле высоко
Хитро дом устроил свой.
Он к гнезду орлов по скатам
Влез, вскарабкался, пождал,
Подстрелил орлов, орлятам
Злобно глотки перервал,
Стал там жить, скалу звал троном,
А себя считал бароном.
В капюшоне темно-красном
Часто там был виден гном.
В месте диком и опасном,
Недоступным был тот дом,
И оттуда непригожий
Чванно гном на всех взирал,
Строил пакостные рожи
И камнями вниз кидал,
А гнездо устроил путно,
Очень мило и уютно.
Смастерил из веток крышу,
А из мягких мхов постель,
А над пропастью, повыше,
Прицепил себе качель
И качался до отдышки,
В теплоте дремал гнезда;
Навещали домик мышки,
Разговор велся тогда,
И потом в деревне сало
Где-нибудь да пропадало.
Глянешь вниз – там чернь-лесище,
Вверх – морщинистый обрыв…
По скале же всё жилище,
Будто гнома полюбив,
Эдельвейсы окружали,
Эти нежные цветы,
Гордо снесшие печали,
Оскорбленные мечты,
Много мысли грустно-чистой
В холод выси каменистой.
Раз Элилла, леса фея,
Увидала на заре,
Как Нитука шел, алея
В блеске солнца, по горе.
Шел, дугой согнувши спину,
Безобразен, гадок, бос,
В каждой ручке по кувшину
Прехорошенькому нес
И цветы, была забота,
Поливал, мурлыча что-то.
А потом, в печальной лени
Сел на каменный обрыв,
Как комочек, на колени
Подбородок положив,
И сидел так над провалом,
Бороденку теребя,
Очень долго, тусклым, вялым,
Непохожим на себя…
Кривоногий, жалкий, хмурый,
Ах, какой смешной фигурой.
И Элилла подобралась
Стала гномика просить
Из кувшина, что осталось,
Хоть немножечко попить.
Он ей молча дал, бледнея,
И глядел, как никогда,
Но поморщилася фея:
Солона была вода.
Уж такой был злой Нитука,
Что ни сделает, всё мука…
На уступы уступы нависли,
Бесконечность сосновых лесов,
Односложные, стройные мысли,
Многомудрая стильность стволов.
Скалы на плечи вскинули гордо
Изумрудного моха ковер,
И прозрачны изгибы фиорда,
И гранитный угрюм коридор.
Глубоки и упрямы морщины,
Строги брови квадратных громад.
Я гляжу на ступени вершины
И нахмуренный чувствую взгляд.
«Рос лотос прелестно и стройно…»
Рос лотос прелестно и стройно.
И вышел из лотоса Брама.
Храм-землю он создал спокойно.
И создал, любя, размышляя,
Людей, обитателей храма,
У южных основ Гималая.
Из праха дав тело, он душу
Дал, взявши у лотоса листья.
И людям дал воду и сушу.
Так сделав, он рек им: «Я – Брама.
На небо хочу унестись я,
Чтоб жить в созерцании храма».
«Пред кельей отшельника, в зарослях пышных…»
Пред кельей отшельника, в зарослях пышных,
У вод, серебристых и звонких, –
Рой легких газелей, пушистых, неслышных,
Изящных и трепетно-тонких.
Собрав свои ножки, прижавшись друг к другу,
Застыли они и глядели,
И много ума, и любви, и испугу
В глазах было каждой газели.
И видна готовность вдруг прыгнуть и скрыться
Их ножек, их выгнутых спинок…
И, юный и нежный, забывши молиться,
В веригах глядит на них инок.
В спокойствии бесцельных размышлений
Из Времени – большого Пантеона –
Передо мной проходят стройно тени
Учеников великого Платона.
Застенчивый Лизис, «красневший часто»,
И доблестный Хармид с сложением гимнаста.
И Гиппократ, встававший до рассвета,
Чтоб поспевать к софисту Протагору…
Но я люблю урода Теэтета:
От математики к великому простору
Он шел и до конца в нем воля не иссякла.
«Он совершил труды, достойные Геракла».
РАББИ АКИБА
(Переложение из Талмуда)
Каково начало было
Рабби мудрого Акибы?
Сорок лет сей быстрой жизни
Ничему он не учился,
В сорок лет увидел в Лидде,
Как вода течет на камень.
Пригляделся к ней Акиба,
Кал-вахомер [1] Кал-вахомер – большой вывод из маленького наблюдении. (Примеч. автора.)
мудро сделал:
«Если жидкое твердыню
Продолбит своим упорством,
Как железо слова Торы
Не пронзит сердец из плоти?»
И с учителем начальным
(Рабби Есе был учитель)
Алеф-бет и алеф-тав он
Изучил, Левита книгу,
Тору, Мишну, и Хал ахи,
И Мидраши, и Агады.
И вступали в толкованье
С ним и Симон бен-Элазар,
Знаменитый рабби Тарфон
И мудрейший Элиезер.
Беден был тогда Акиба
И питался от продажи
Вязки дров. Другую вязку
Он тащил в свой дом убогий
И расходовал, как надо.
Говорили все соседи:
«О, Акиба, вечно дымом
Ты изводишь нас! Продай же
Нам свои дрова и масла
И свечей купи для света».
Но Акиба отвечал им:
«Есть от дров моих три пользы:
Я при свете их читаю,
От тепла их я и греюсь
И на них я засыпаю».
Сорок лет не знал Акиба
Ни премудрости, ни славы,
В пятьдесят три года стал он
Сам учить публично Торе.
Егове Акиба будет
Обвинителем всех бедных.
Егова их спросит:
«Торы Почему вы не учили?»
Егове они ответят:
«Потому, что были бедны».
Егова сурово скажет:
«Ведь Акиба был беднее».
Читать дальше