плывет на волнах шушунов
и вьются синие тропинки
под красным блеском каблучков
а снег зеленовато-алый
звенит российской пестротой
люблю
языческий и шалый
московских маслениц настой...
Е. Эткинду
Собака нюхает солнце.
А с крыши — мартовский сок
Из-под сосулек.
Собака нюхает солнце,
Закрыв глаза и вытянув шею.
А под корой березы от корня до почек
Мартовский сок бродит.
Смотрю на жесткую бахрому сосулек,
На почки березы,
Глажу собачью спину ладонью...
Кто мне вернет
Ощущенья сосулек, истекающих стуком капели,
Ощущенья березы, в которой сок бродит,
И ощущенья собаки, которая нюхает солнце?
А. Сорокину
Разъезд Водопадный. Ночное купанье.
В кипенье прибоя — людское кипенье.
В трусах проводник пробежал по вагону —
И — дверь нараспашку, на воздух соленый!
Священная жажда вечерней прохлады —
Летят из вагонов людей водопады!
Кипенье людское под белой луною,
Купанье ночное в кипеньи прибоя —
А рядом — ущелье и мостик железный.
Башку задираешь и смотришь из бездны:
Ревет белозубая пасть водопада
Как эхо столетий, как эта баллада,
И в скалы, в их самодовольство тупое
Вгрызаясь,
сшибается с пеной прибоя,
А ветер взметает дыханье сырое
И радугой лунной дрожит над горою,
И люди охвачены шумом и жаждой...
А радуга?
Радугу видит не каждый...
С прибоем сражается вал водопада —
И — пена на пену — кипит Илиада,
И катится вниз он, и взлета не просит,
Песчинку к песчинке — он горы уносит!
Незыблемость камня — пустая бравада!
Работа — в паденьи! Не надо парада!
Фонтанов безделье — подобие взлета,
Лишь водопаденье свершает работу!
На брызги дробимся. Веками, веками
Грызем по крупинке мы косность и камень
Грызем незаметно, грызем неустанно:
Поэт, водопад — антиподы фонтана!
Стихами стихию грызем наудачу —
Иные столетья измерят отдачу!
А нам остается терпенье, терпенье,
Мы дышим гаданьем и жаждой, и жаждой..
А пена? Но пена есть признак кипенья.
А радуга?
Радугу видит не каждый...
...Между монголов и Европы..
(А. Блок)
Что там Киев ли, Псков ли,
Петербург ветровой?
Азиатская кофта
Распестрилась Москвой!
Где Ганза Новгородская,
Где лихая Литва?
Азиатской рожею
Обернулась Москва!
Рождена под татарином
Захмелевшей мордвой...
Взращена в перегаре
На базаре; кривой
Саблей машучи в поле —
Изрубить для костра
Новгородскую волю
И Россию Петра!
Ведь восточная глотка
Породила слова:
Калитва, Тотьма, Потьма,
И Мордва и Москва!
Захмелели Хамовники,
Захирела заря,
Ибо — в Кремль уголовники,
А князья — в лагеря.
За придумку заплачено
Честной кровью сполна...
(Ты же, Господи, ведаешь
Наши все имена!)
Кто с собой в поединке —
Тем пора выбирать:
Есть — орда и Ордынка,
Есть — крестовая рать!
Жирной хитрости хана
Враг — варяжская честь!
Да от ковра и аркана
Трудно душу отскресть...
Из варяг в греки — звоните:
Пути нет!
Да и телефонные нити —
В паутине...
Как ладьям, где ни реки ни волока
Пути нет...
Только провода, сволочи —
По плотине...
В тряпки парус выкинул,
Сломал весло.
Неуютно викингу
«Херсонес, алло!»
«Не туда попал ты!» —
Кричит век.
(Мокрые асфальты —
И нет рек...)
«Наберите снова...»
(Где там — челнам:
Не пройти и слову
От вас к нам.)
Облака навалены
На провода...
«Не туда попали вы..»
Не тогда...
Костры у моря бесшумно-факельны,
А из транзистора плывет цыганщина
Скользя над лайнерами и кефалями,
И что-то в людях переворачивая.
Два бородатых, девчонка в шортах
У камня с датой постройки порта,
И словно маки в мирах бетонных —
Костры у моря, цветы бессонных.
Девчонка палкой в огне мешает,
А над кострами — прожектор шарит,
Но мягко светятся, с ним не споря,
Сквозь синий конус костры у моря.
Что с ними делать? Век смысла ищет.
В одном лице он и принц и нищий,
И марсианству лабораторий
Растут контрастом костры у моря.
Так в этом шепот забывшем мире,
Дал берег место наивной лире —
Чтоб черно-желтые электроночи
Внезапно вспомнили о рифме «очи»,
И раздробился вновь пожар истории
На одинокие костры у моря.
Костры у моря с их тихим дымом.
Читать дальше