Владимир Маяковский - Том 2. Стихотворения и пьесы 1917-1921

Голодный,
    с теплом в единственный градус
жизни,
   как милости да́ренной,
радуюсь,
ход твой следя легендарный.
Куда теперь?
      Где пеш?
Какими идешь морями?
Молнию рвущихся депеш
холодным стихом орамим.
Ворвался в Дарданеллы Иванов разбег.
Турки
   с разинутыми ртами
смотрят:
      человек —
         голова в Казбек! —
идет над Дарданелльскими фортами.
Старики улизнули.
          Молодые на мол.
Вышли.
   Песни бунта и молодости.
И лишь
   до берега вал домёл,
и лишь волною до мола достиг —
бросились,
          будто в долгожданном сигнале,
человек на человека,
         класс на класс.
Одних короновали.
         Других согнали.
Пешком по морю —
         и скрылись из глаз.
Других глотает морская ванна,
другими
      акула кровавая кутит,
а эти
     вошли,
      ввалились в Ивана
и в нем разлеглись,
         как матросы в каюте.
(А в Чикаго
       ничто не сулило пока
для чикагцев страшный час.
Изогнувшись дугой,
         оттопырив бока,
веселились,
      танцами мчась.)
Замерли римляне.
       Буря на Тибре.
А Тибр,
   взъярясь,
папе римскому голову выбрил
и пошел к Ивану сквозь утреннюю ясь.
(А в Чикаго,
       усы в ликеры вваля,
выступ мяса облапив бабистый, —
Илл-ля-ля-!
      Олл-ля-ля! —
процелованный,
       взголённый,
             разухабистый.)

Черная ночь.
      Без звездных фонарей.
К Вильсону,
       скользя по водным массам,
коронованный поэтами
          крадется Рейн,
слегка посвечивая голубым лампасом.

(А Чикаго
          спит,
                обтанцован,
               опит,
рыхотелье подушками выхоля.
Синь уснула.
      Сопит.
Море храпом храпит.
День встает.
         Не расплатой на них ли?)
Идет Иван,
       сиянием брезжит.
Шагает Иван,
      прибоями брызжет.
Бежит живое.
      Бежит, побережит.
Вулканом мир хорохорится рыже.
Этого вулкана нет на
составленной старыми географами карте.
Вселенная вся,
      а не жалкая Этна,
народов лавой брызжущий кратер.
Ревя несется
      странами стертыми
живое и мертвое
       от ливня лав.
Одни к Ивану бегут
         с простертыми
руками,
   другие — к Вильсону стремглав.
Из мелких фактов будничной тины
выявился факт один:
вдруг
   уничтожились все середины —
нет на земле никаких середин.
Ни цветов,
          ни оттенков,
              ничего нет —
кроме
цвета, красящего в белый цвет,
и красного,
       кровавящего цветом крови.
Багровое все становилось багро́вей.
Белое все белей и белее.
Иван
   через царства
         шагает по крови,
над миром справляя огней юбилеи.
Выходит, что крепости строили даром.
Заткнитесь, болтливые пушки!
             Баста!
Над неприступным прошел Гибралтаром.
И мир
   океаном Ивану распластан.

(А в Чикаго
    на пляже
         выводок шлюх
беснованием моря встревожен.
Погоняет время за слухом слух,
отпустив небылицам вожжи.)

Какой адмирал
         в просторе намытом
так пути океанские выучит?!
Идет,
   начиненный людей динамитом.
Идет,
   всемирной злобою взрывчат.
В четыре стороны расплылось
             тихоокеанское лоно.
Иван
   без карт,
         без компасной стрелки
шел
       и видел цель неуклонно,
как будто
    не с моря смотрел,
             а с тарелки.

(А в Чикаго
      до Вильсона
            докатился вал,
брошенный Ивановой ходьбою.
Он боксеров,
      стрелков,
          фехтовальщиков сзывал,
чтобы силу наяривать к бою.)

Вот та́к открыватели,
         так Колумбы
сияли,
   когда
      Ивану
         до носа —
как будто
    с тысячезапахой клумбы —
земли приближавшейся запах донесся.

(А в Чикаго
       боксеров
         распирает труд.
Положили Вильсона наземь
и…
     ну тереть!
      Натирают,
          трут,
растирают силовыми мазями.)

Сверльнуло глаза́ маяка одноглазье —
и вот
   в мозги,
       в глаза,
             в рот,
из всех океанских щелей вылазя,
Америка так и прет и прет.
Взбиралась с разбега верфь на верфь.
На виадук взлетал виадук.
Дымище такой,
      что, в черта уверовав,
идешь, убежденный,
         что ты в аду.
(Где Вильсона дряблость?
             Сдули!
Смолодел на сорок годов.
Животами мышцы вздулись.
Ощупали.
        Есть.
         Готов.)