Этот мрачный покой. И форм не меняют,
Пока солнце узорными тенями
Ирисов и роз играет:
То укорачивает их, то удлиняет,
Или в светлом саду разжигает закатное пламя.
В этом пламени тускнеет даже яркость азалий,
Но оно угасает - жизнь цветка и та длинней,
И если ты в силах следить,
Как в полдень или в полночь
под солнцем и под дождями
освещенье меняется,
Ты сможешь понять неподвижное сердце камней.
Целое лето должно пролететь над камнями,
Чтоб рассеялись сны их о снеге,
Над камнями,
сердцевина которых станет теплей
Только тогда, когда мороз уже наступает.
Никаким ломом никто их не откопает,
Их вечнозелёные бороды не шелохнутся веками,
Даже раз в столетие они к воде не спускаются -
Ведь никакая жажда потревожить не может
В каменном спокойствии лежащий камень.
Белый - вот всё, что помню о нём - а звали Сэм,
Белый - в бешеной скачке меня понёс,
Так я с тех пор никуда и не доскакала. Но между тем
Перед этой скачкой
любое движенье банально,
Вот в чём вопрос...
Белый. Не лучших кровей. Да и не совсем бел он,
Простой, из сельской конюшни,
и родился, и вырос там.
Конь как конь, обыкновенный -
Одно у него достоинство было:
Спокойный.
Давали его только робким да новичкам.
Слегка пятнист, но пятен сероватый оттенок
Не запятнал доброго нрава его,
Так и вижу - белый.
На него, как на крышу! Как на отвесную стену :
Страшновато, наверное оттого,
Что первый конь в моей жизни -
С места рысью! И всё во мне
Напряжённо начало раскачиваться, и вот
Стали зыбкими даже кусты на меже,
будто бы без корней
Зелень изгородей между пастбищами.
И оттого
Головокруженье, тряска - видимо мне назло
(Или, чтоб испытать меня?) - зелёный поток,
Травяную широкую реку мимо меня несло!
А в ней по теченью - дома, камышовые крыши их,
Белёные стены - все мимо! Как по наковальне бьют
Четыре молота, четыре копыта... Стремян своих
Я давно уже не чувствую -
потеряла, или где-то тут?
Ни натянутая узда, ни крики "Сэм!",
Ни взвизги прохожих с поперечных дорог...
Мир уступил его скачке. Исчез совсем.
Вцепляюсь в гриву, - он сделал всё, что мог:
Простую, единственную мысль, оставив мне:
"Скачка, скачка -
над всем случайным,
над всей землёй,
Над копытами, резко бьющими в шар земной...
Я слетела?
Не слетела...
почти слетела,
слетаю - не
слетела...
Пока ещё нет...
Страх с пониманьем сути смешались во мне,
А все цвета в единственный белый цвет!
9 июля 1958
Две добродетели скачут верхом,
Одна на коне, другая на пони...
"Точить ножи-ножницы!"
Это Разум с вытянутым лицом
И Здравый Смысл,
Приземистый и плоский, как ладони...
Один опекает докторов всех мастей,
Другой - лавочников и домохозяек.
Подстричь всё: и деревья, и пуделей,
И ногти садовника... Ура точилу!
Оно же дьявола изгоняет!
Того, чьи совиные глаза из неаккуратного леса
Пугали баб - до выкидыша, собак - до воя,
Характер мальчишек деревенских
Делали зверским,
И хозяйки были всегда всем недовольны!
Не повезло герою, рождённому
В этой провинции, где бумаги подшиты к делу,
Где самым бдительным поварам нечего делать,
И над огнём жаровни господина мэра
Вертел вертится по заведённому
Порядку. И ещё невелика честь
Против ящерицы скакать с копьём наперевес.
Да и сам герой до размеров листа
Усох за последнее время неспроста:
Места случайностям История не оста-
вила. Последнюю старую каргу
Сожгли, лет восемьдесят тому,
Вместе с говорящим котом и заговорённой водою,
Но дети ещё послушней на улице и в дому,
Да и коровы дают редкостные удои.
Чёрный бык мычал у края земли.
Взволновалось море, и волны пошли
В атаку на Бендилоу.
Королева гляделась в багровый закат,
Неподвижная, как из колоды карт,
А король теребил свою бороду.
В воде - четыре ноги-трубы.
Море с бычьей мордой - замашки грубы -
У ворот королевства встаёт на дыбы.
Всё темней, всё гуще багровый закат,
По аллейкам самшитовым мельтешат
Буйный рёв услыхавшие лорды и леди.
Затрещали бронзовые створки ворот,
Море в каждую щель яростно бьёт,
На дыбы - и вновь на четыре встаёт!
Никакая цепь не сдержит его,
Никакая мудрость - нет ничего,
Читать дальше