Под звон, катящийся вдоль Крюкова канала,
Гудит Коломна, и залив мерцает ало,
И вот по набережной Время побежало:
Убитый век убийцей наречён.
И сам себя под стон валторны и виолы
Несёт топить, в мешок засунув трупом голым,
Пока к заутрене у синего Николы
Бьёт танго колоколом — голос похорон!
Белой черёмухой
Кажутся липы,
Белый мороз дерёт
Ветви до скрипа,
Наносят ветры снег
С дальних окраин…
В одном лице сей век
Авель и Каин:
"Смело мы в бой пойдём…"
"Вихри… над нами…"
Век — он в лице одном
Феникс и пламя.
А феникс жареный,
А феникс пареный
В костре заката опалён…
Аль водки мало?
Даёшь подвалы!
И грабь награбленное, мать твою в закон!
Распутин — всё,
Распутин — все,
Распутин — всюду,
Он в тех же самых бойких ритмах бьет посуду,
И чёрный маузер, готовый к самосуду,
Висит на поясе, как дремлющий дракон!
Но не поверив, что История ослепла,
Цыплёнок-Феникс возрождается из пепла,
И, крылья складывая,
снова — камнем в пекло
Под хриплый смех столпившихся ворон.
. .. . . . . . . . . . . . .
Квадраты чёрные в кварталах ночи белой.
Углы вылизывал закат осатанелый,
И глыбой алой на Исакии горел он —
В петлице чьей-то вянущий пион.
В скрипичных воплях
ленинградского трамвая,
На каждом такте равномерно замирая,
Танцуют тучи, отсвет пламени стирая,
Но не задев недвижных серых крон.
Внизу скелет гранитный выпятил недобро
Мосты, как чёрные недышащие рёбра,
И танго мёртвое скользит — как пляшет кобра,
Змеиным ритмом век заворожён.
Над красной жестью крыш, неслышными шагами
Крадётся танго равномерными кругами,
Влипая в паузы бескостными ногами
Над полутрупом вымирающих времён.
В ту полночь волчью
Век вышел молча,
Чтоб навсегда уйти с земли —
Его поймали,
Арестовали
И на Литейный повели —
Пока не помер —
Двадцатый номер
Ему таскать по лагерям,
Пока не ожил —
Всё будет то же
И там и тут, и тут и там…
От Воркуты до Колымы проходит путь он,
И конвоирует его опять Распутин,
Да танго старое, знакомое до жути —
Опять заел на вахте патефон!
И над землёй, как сумасшедшая шарманка,
Неотвратимое, как гусеницы танка,
От самой Праги до Камчатки воет танго,
И машет ворон крыльями погон
Над мёртвым фениксом, за проволокой крепкой,
Где рубят лес, и где стволы идут на щепки…
А на плакатах, улыбаясь из-под кепки,
Глядит Распутин в зареве знамён.
1972 г. -1973 г.
55.
Кто мы?
Последняя осень России
в венозных ладонях листов…
Клёны —
Ослепшие лоси носились
в морозных загонах лесов.
А вдуматься в осень — рассвет отражённый,
Багровая гниль,
Растила, да бросила ветром сожжённых
Под снежную пыль…
Потомки мыслителей, пасынки серой зимы —
Кто
Мы?
Откуда?
Из тени бессонной,
где ртутные блики мертвы,
Где чудо —
Немного зелёной,
пропахшей мазутом травы.
Гранит петербургской Европы,
Москвы азиатский базар…
Спартанцы бросали нас в пропасть,
Забыв завязать нам глаза —
И мы воскресаем —
Не так, как Христос или Будда.-
Откуда?
Куда мы?
К бесплодным пескам ли,
К холодному камню нордических скал?
Содомы
Оглянутся вслед нам,
Но бледно
Сверкнёт их солёный оскал:
Поймать бы, порвать бы
портрет, уходящий из рамы!
Куда мы?
18 апреля 1973 года, ленинградский аэропорт.
Из книги "ЕВРОПА — ОСТРОВ"
(1973–1979, "Ритм", Париж, 1980)
Усталый странник, жаждавший припасть
К истоку мудрости веков минувших,
Смиренно я колени преклоняю
Среди твоих теней.
Эдгар По, "Колизей"
56.
ПОСОХ
(третий венок сонетов)
Всем, кто остался в Петербурге
1.
От ног мы отрясаем прах былого,
Но в памяти несём его с собой,
Чтобы над нашей двойственной судьбой
Не властвовала ржавая подкова.
Не ищем мы ни родины, ни крова,
Но всё, что оставляем за спиной,
Нам каждый час напоминает снова
Владенья Януса — порог дверной.
Гонимые неутолимой жаждой,
Читать дальше