Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Деревья, как потухшие шандалы,
рисует черным поздняя зима.
Я не поэт — я видимость поэта:
нет никаких желаний у меня,
и нет желанья обрести желанья.
Деревья молят, чтоб еще хоть раз
над путником их зелень засияла.
Взлетает хриплый птичий крик детей
глухонемых, играющих — и сам я
и нем и глух, подавлен пустотой.
В закат, как в развороченную рану,
аллея упирается. О люди!
Что делать мне? Без сил и без любви
не сваришь поэтического зелья,
лекарства от зимы и от тоски.

Дорога в полоску:
тени деревьев,
солнечный блеск,
на ветру дрожащий.
Мать-и-мачеха —
желтый крап.
Но дальше, в лесу,
на хвойной постели
белеет ночная
сорочка зимы.

Печаль — из бревенчатой хижины прочь,
Не томи закоптелой души!
Есть мясо, огонь и вино в эту ночь,
В заснежённой лесной глуши.

Полным голосом, Бьёрнбергс-Юн, мой друг,
Запевай про любовь и весну!
Бругрен, скрипку настрой! Пусть вальса звук
Будит лунную голубизну.

В звездном свете студеная мгла плывет
Над крышей берестяной,
А на Ламмелуме ломается лед,
Полынья блестит под луной.

До ближайшего хутора множество миль.
Там гуляет мороз у двора,
А здесь, на ветру, вьется снежная пыль,
Пляшет желтое пламя костра.

За пирушкой невзгоды свои позабыв,
В этих отблесках жарких огня,
Протирающий скрипку Бругрен красив,
Словно солнце вешнего дня.

И чумаз, и в чертову кожу одет,
А глядишь ты бароном, Юн!
На лицо твое лег отпечаток лет,
И все же, как бог, ты юн.

Варгфорс-Фредрик, ты весел и сердцем прост,
Всем убогим желаешь добра.
За твою мальчишечью душу юст
Нам сегодня поднять пора.

Скоро в небе над лесом померкнет звезда,
И озябнут луга подо льдом,
На озерах забрезжит рассвет — и тогда
Мы на хвое пахучей успем.

Мы уснем на охапках еловых лап,
Подложив под щеку ладонь.
Будет слышно мужское дыханье и храп,
И, помедлив, угаснет огонь.

Доброй ночи, бродячий люд!
Вот и песню пришлось допеть.
Так чего же еще? Распрощаемся тут.
Все равно мы не встретимся впредь.
Из того, чем душа полна
И чему суждено догореть,
Мною сказана малость одна,
Но не может любовь умереть!
Сохранится навеки она.
Доброй ночи, спокойного сна!

Если исцеленья нет старинной ране,
Если одинокий голос твой под стать
Жалобному крику журавля в тумане,
Если жить — что камни на спине таскать,
Надышись ядреным воздухом осенним;
Постоим у изгороди, друг,
Поглядим, как в ясной сини, над селеньем,
Тянут гуси дикие на юг.

Между богом и герром Н., именуемым здесь «поэтом»,
нижеследующий договор входит в силу с этого дня:
своими стихами поэт представляет вечность.
При этом бог, а не конъюнктура для поэта закон и судья.

Закончена песня поэтом — тогда его слово вступает
в число приближенных Слова, не высказанного испокон.
Далее бог и поэт свой контракт расторгают.
Каждый участник сим договором удовлетворен.