Михаил Херасков - Собрание сочинений

85 Въ недоумѣнiе сей видъ Царя приводитъ,
Со удивленiемъ на рощу взоръ возводитъ;
Бѣги отсель! бѣги! разсудокъ вопiетъ,
Стремленье тайное къ древамъ его влечетъ;
И чувству нѣжному разсудокъ покорился.
90 Подъѣхалъ къ нимъ Алей, между древами скрылся;
Отъ тропки ко другой, какъ вѣтромъ листъ влекомъ,
Прелестныя мѣста обходитъ онъ кругомъ.
Но хитрость, въ рощу ту Эротомъ привлеченна,
Обманамъ, нѣжностямъ, притворствамъ изученна,
95 Ручей составила, чертя рукой песокъ;
Ручей тотъ сладостенъ, но дѣйствiемъ жестокъ;
Сребристая вода прохожихъ приглашаетъ;
Теряетъ волю тотъ, кто каплю водъ вкушаетъ.
Соблазнами влекомъ нещастный Царь Алей,
100 Какъ будто сквозь туманъ къ водѣ приходитъ сей.
Сопровождающа Алея осторожность,
Скрываетъ во струяхъ вредъ, пагубу, ничтожность;
Влечетъ его къ водѣ коварная любовь;
Онъ каплю взялъ въ уста, и въ немъ зажглася кровь.
105 Которыя Царя къ потоку привлекали,
Наяды, вынырнувъ руками восплескали;
Свой рокъ предвозвѣстивъ, нещастный возстеналъ,
Алей, Алей вздохнулъ, но самъ о чемъ, не зналъ;
Тогда любови Царь въ селенiяхъ воздушныхъ
110 Прекрасныхъ Генiевъ созвалъ ему послушныхъ.
Они, съ написаннымъ притворствомъ на челахъ,
Слетаются къ нему на радужныхъ крылахъ;
Желанья водятъ ихъ, утѣхи упреждаютъ,
Умильности влекутъ, тревоги провождаютъ;
115 Зажженный пламенникъ держащiй Царь въ рукахъ,
Вѣщалъ имъ движимымъ на тонкихъ облакахъ:
О вы, властители вселенныя! летите,
Сумбекину любовь въ отраву обратите;
Тревожьте духъ ея, коварство сѣйте въ ней,
120 Да мучится она, да мучится Алей!

Коварны Генiи крылами встрепетали,
И стрѣлы въ руки взявъ, изъ облакъ вылетали,
Зажгли на воздухѣ любовные огни;
Алея встрѣтили между древесъ они;
125 Кипридинъ сынъ предъ нимъ со пламенникомъ ходитъ,
Невидимъ будучи, въ долину ту приводитъ,
Гдѣ нѣжны Грацiи, любви поставивъ тронъ,
Сумбеку плачущу склонили въ сладкiй сонъ,
Какое нѣжное любовнику явленье!
130 Забылъ онъ зримое въ лѣсахъ увеселенье,
Забылъ онъ самъ себя, и чувствуетъ и зритъ
Едино только то, что взору предлежитъ.
Гдѣ нѣжныя сплелись багряновидны лозы,
Подъ тѣнью зритъ кустовъ разсыпанныя розы;
135 Съ лилеями въ травѣ смѣшалися они,
Весенняго красу изображая дни….
Увы! не день то былъ, не розы, но Сумбека,
Прельстить твердѣйшаго могуща человѣка;
Зефиръ лицу ея прiятства придавалъ,
140 Онъ тихими надъ ней крылами повѣвалъ;
И прелести отъ глазъ ея не отступали;
Глаза сомкнувшися, огонь въ сердца метали.
Увы! когда совсѣмъ откроются они,
Коль сильно могутъ жечь ея очей огни!
145 Алей на сонную умильный взоръ возводитъ;
Остановляется, трепещетъ, къ ней подходитъ,
Что значитъ? мыслилъ онъ, что значитъ, что она
Въ безмолвномъ семъ лѣсу покоится одна?
Увы! она меня вторично въ узы ловитъ.
150 Обманы новые Сумбека мнѣ готовитъ….
Такъ мыслилъ Царь, еще разсудкомъ озаренъ,
Онъ хощетъ, какъ Улиссъ, избѣгнуть отъ Сиренъ.
Видѣнье на горѣ и лесть ея напомнилъ,
Намѣренье свое почти уже исполнилъ;
155 Глаза отъ прелестей Сумбеки отвратилъ.
Увидя то Эротъ, за грудь его схватилъ,
И въ сердце прелетѣвъ, воскрикнулъ велегласно:
Жестокiй! страшно ли тебѣ лице прекрасно?
Оно орошено потокомъ слезъ теперь….
160 Разсудокъ вопiялъ: не вѣрь сему! не вѣрь!
Вгляни на прелести, любовь ему вѣщала,
И взоры къ прелестямъ неволей обращала.
Тогда Кипридинъ сынъ въ кругахъ воздушныхъ скрытъ,
Своимъ дхновенiемъ ее животворитъ:
165 Сумбека взоръ стыдомъ исполненный подъемлетъ,
И сердце у Царя почти уже отъемлетъ,
Взоръ въ грудь ему проникъ, какъ солнце сквозь хрусталь,
Онъ съ прелестью вмѣщалъ притворство и печаль;
Печаль смягчающу сложенiя суровы,
170 Дающу новыя любовникамъ оковы,

На прелести ея взводящiй томный взглядъ,
Алей горѣлъ огнемъ и пилъ любовный ядъ.
Куда сокроюсь я? Сумбека говорила;
Закрыла очеса, но хитрость ихъ открыла;
175 Алея покорить, Алея удержать,
Вздохнула, двигнулась и хочетъ убѣжать.
Казалось, Грацiи токъ слезный проливали;
Наяды плакали, Амуры унывали;
Свернулись вдругъ цвѣтки, стенали древеса;
180 И капли слезныя излили небеса,
Кропили оными и розу и лилею.
Алей не камень былъ; какъ тверду быть Алею!
Сумбекинъ взоръ Царя въ неволѣ удержалъ;
Герой изчезъ! и рабъ у ногъ ея лежалъ.
185 Дрожащимъ гласомъ рекъ: пойдемъ въ Свiяжскъ отсюду;
Здѣсь я врагомъ кажусь, твой плѣнникъ тамо буду!
Приданымъ дать должна Казань свою мнѣ кровь;
Россiя увѣнчать мою съ тобой любовь!….
Сiя пристрастна рѣчь Сумбекѣ изъявила,
190 Что сердце въ немъ любовь стрѣлами уязвила.
Сумбека вобразивъ, что ей супругъ велѣлъ,
Своихъ прiятностей не пожалѣла стрѣлъ.
Прельщай! еще прельщай! притворство вопiяло,
Которо близь ея невидимо стояло;
195 Оно, Сумбекины умноживъ красоты,
Казало розовы въ ея устахъ цвѣты;
Улыбка нѣжная, пронзающiе взгляды,
Во грудь Алееву вливали медъ и яды,
Сумбеку подкрѣпить, съ стрѣлой Эротъ летитъ,
200 И ею дѣйствуетъ, въ очахъ ея сокрытъ;
И внемлетъ Царь отъ ней сiи слова жестоки:
Невѣрный! видѣлъ ли мои ты слезны токи?
Они въ долинѣ сей лилися по тебѣ;
Что дѣлать мнѣ теперь при злой моей судьбѣ?
205 Ахъ! слезы мнѣ теперь послѣдняя отрада!
Жестокiй! для тебя я выслана изъ града;
Съ младенцемъ я моимъ гониму зрю себя,
Отъ подданныхъ моихъ гониму за тебя;
Они любовь мою и вѣрность Сафгирею,
210 Почли къ тебѣ, Алей, суровостью моею;
Велятъ нещастной мнѣ, твой знатный родъ любя,
Или оставить тронъ, или смягчить тебя.
О коль послѣднее велѣнье мнѣ прiятно!
Сама итти въ Свiяжскъ хотѣла я стократно;
215 Хотѣла предъ тобой потоки слезъ пролить,
На твой престолъ тебя хотѣла умолить.
Но я напасть мою какъ будто предузнала,
Предстать очамъ твоимъ я прежде не дерзала,
Доколѣ не могла сомнѣнiевъ пресѣчь;
220 Для нихъ была должна супружнинъ гробъ сожечь;
Боролась съ жалостью, боролася со страхомъ,
Дабы не уличалъ меня и симъ ты прахомъ.
Взгляни на гробы ты, на пепелъ ихъ взгляни!
Усердiе мое къ тебѣ явятъ они.
225 Но пользуетъ ли мнѣ такое увѣренье?
Во градѣ вижу я, внѣ града подозрѣнье!
Увы! суровыя смягчились небеса,
И камни тронулись, и дикiе лѣса;
Все, все въ дубравѣ сей, ахъ! все преобразилось!
230 Лишь сердце для меня твое не умягчилось!
Жесточе ты древесъ, жесточе твердыхъ горъ?
Сумбека длитъ еще коварный разговоръ: