Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения

О, ты, конечно, знал, что с гордой высоты
Падешь, но как падешь, о том не ведал ты!
Ты утешал себя предположеньем ложным,
Что вниз тебя столкнут движеньем осторожным,
Что тихо, в сумерках, сместит тебя народ,
Что гром не на тебя, а рядом упадет,
Что все произойдет тихонько, под секретом,
И будет послан друг сказать тебе об этом, —
Так вазу ценную на землю ставим мы.
И ты заранее, в стране, где нет зимы,
Воздвиг себе дворец, подобный виллам Рима,
И ложе мягкое, чтоб падать невредимо.
Но в полдень на тебя упал небесный гром,
Блеснула молния на небе голубом,
При людях, в ясный день, стрела слетела свыше,
Ошеломив тебя, как рухнувшая крыша.
А те, пред чьим лицом ты был повергнут в прах,
Объяты ужасом, застыли на местах;
И, распростертое твое увидев тело,
Шептали мудрецы: «О, как же ослабела,
Как измельчала власть, когда ничтожный крот,
Рожденный в прахе жить, упал с таких высот».

Да, пушки делают счастливыми людей.
Освободились мы от взбалмошных идей:
Свобода, равенство, естественное право
И Франции родной призвание и слава.
Сократ безумцем был. Лелю его разнес.
Социалистом был, скажу я вам, Христос,
И вознесли его напрасно так высоко.
Ядро, как бога, чтим, Пексана — как пророка.
Цель человечества — пристойно убивать.
Лишь меч несет с собой покой и благодать.
Ядро с нарезкою, как чудо, всех пленило.
Свет бомбы разрывной — вот дивное светило!
И весь порядочный и весь достойный мир,
Любуясь пушками, в восторге от мортир.
Ошибся, видно, бог — тиран его поправил:
Бог людям слово дал, тиран молчать заставил.
Опасен, дерзостен излишек слов и дум;
Уста должны молчать, и пресмыкаться — ум.
И духом гордые склоняются, робея.
«Молчать!» — кричит война, и все дрожит пред нею.

Мне отдохнуть? О нет, не может быть об этом
И речи до тех пор, пока владеют светом
Коран, и Библия, и Веды, и Талмуд,
Пока кровавые обряды нас гнетут.
Легенда, сказка, миф, и страшные преданья,
И предрассудков тьма, гнетущая сознанье,
Я слышу, роются во глубине сердец.
Грифон, химера, сфинкс и золотой телец,
Вы, демонов князья, и вы, жрецов владыки —
Синод, синедрион, муллы, старейшин клики,
Вы, посылавшие в неправый бой солдат
И подмешавшие в вино Сократу яд,
Наймиты кесаря, платившие Иуде,
Вы, лицемерные, продавшиеся люди,
Вы, павшие с небес, чтоб демонами стать,
Вы все, что на кресте распяли бы опять
Христа, — повсюду вы! Подземных сил держава!

Ничтожен ваш укус, но в нем была отрава.

Бог — это истина, а догмы — догмы лгут.
Противоречие, которое, как зуд,
Терзает разум наш и жжет сильней ожога,
Неизлечимая и вечная тревога…

О, Магомета труд! Старанья гнусных сил!
Лойола начал их, а Уэсли завершил.
Кальвин оставил нам дымящиеся раны.
Пророки ложные, фигляры вы! Обмана
Полны, идете вы по непрямым тропам,
И страх, а не любовь законом служит вам.
И образ божий вы бессмертный исказили;
Вы зарождаетесь в кромешной тьме, в могиле;
Все прорицатели, как злое воронье,
У гроба черпали могущество свое;
И все восточные и римские факиры
Сумели баснями затмить рассудок мира,
Лобзая саваны, вздымая прах могил.

Бог виден лишь очам заоблачных светил,
И учат мудрецы, постигнувшие это,
Что с верою должны смотреть мы на планеты.
Бог замкнут в некий круг, чей ключ — в руках зари.
Молящийся творцу, на небеса смотри!

«Но нет, — кричат жрецы, — свершайте в храмах требы!
Не мыслите читать в открытой книге неба.
Астарта с Евою, Венера и Молох —
Вот ваши божества, а не единый бог!»
Так суеверий мгла пришла на смену веры,
Затмила разум наш своею дымкой серой,
И гадов множество во мраке развелось.

Храм веры истинной разрушил в прах колосс,
В котором без числа заключены пигмеи.
Так саранча страшна бессчетностью своею.
О Рима, Индии, Израиля жрецы,
Вы расползаетесь ордой во все концы,
Грызете род людской невидимо для взгляда
И открываете ему все муки ада,
И за кошмарами вы шлете вслед кошмар
На бедный род людской. Едва исчез Омар,
Как Торквемады тень уже грозит. Вы рады
Полнощной темноте и в ней кишите, гады.
Вы всюду на земле: в глуши лесов, полей,
На ложе брачных нег, в альковах королей,
Под сенью алтаря, во мраке тесных келий —
Вы всюду расползлись, проникли, зашумели,
Вы всё умеете: хватать и осуждать,
Благословлять и клясть, господствовать, блистать,
Ведь пресмыкательство для блеска — не помеха.
Шуршанья вашего везде я слышу эхо.
Впились в добычу вы (вот счастье для обжор!),
Вы называете друг друга «монсиньор».
Так мошкара зовет «сиятельством» москита.
Ничтожен ваш размер, вам служит ночь защитой,
И вы стараетесь подальше скрыться с глаз,
Но всюду в глубине угадываю вас.
Вы — как шахтеры мглы, что под землею скрыты;
От ненависти к вам я болен, паразиты.
Вы — зла плоды, вы — то, что нас язвит, что лжет;
Вы — копошащийся, жестокий, мрачный род;
Неуловимые, вы — как песчинки моря,
Что чудом ожили на всем земном просторе.
Мильоны и нули, ничто и все — вот вы.
Вы меньше червяков, и вы сильней, чем львы,
О как ужасны вы в чудовищном контрасте:
Нет карлика слабей и нет обширней власти!
Мир вам принадлежит. Во мраке, вы во всем,
Неисчислимые в грядущем и в былом;
Вы в вечности, во сне и на бессонном ложе.
Полны зловония, во мгле, на нашей коже
Переплетаются следы от ваших ног.
И всё растете вы. С какой же целью бог
Все отдал, — не пойму, — все государства мира,
И очаги селян, и храмы, и порфиры,
Супругов, девственниц, кудрявых малышей,
Весь род людской — во власть неисчислимых вшей!