Мишель Уэльбек - Оставаться живым

Мы в шкуре собственной дрожим,
Кровь заставляя суетиться.
Как по субботам мы спешим,
Принарядясь, совокупиться!

Я взглядом упираюсь в дверь,
В нее был вложен труд немалый.
Мы кончили. И я теперь
Пойду на кухню спать, пожалуй.

Я вновь дыханье обрету
На кафельном нестрашном льду.
Ребенком я любил конфеты,
Теперь мне все равно и это.

К Дурдану рвется поезд скорый.
С кроссвордом девушка. Одна.
Не завожу с ней разговора,
Пусть время так убьет она.

Как монолит на ровном месте,
Рабочих движется орда.
Все независимы, но вместе;
Пробили воздух без следа…

Как плавны рельсов повороты,
Вот пригородов первых свет.
Час пик. Народ спешит с работы.
Ни времени, ни места нет.

В метро, уже полупустом,
Народ почти что ирреальный.
Игру затеял я притом,
Опасную потенциально.

Догадкой поражен, что вкус
Свободы без последствий сладок,
Я тут же свой теряю курс,
И обхожусь без пересадок.

Проснувшись, вижу: Монпарнас,
Здесь сауна для натуристов…
Весь мир на место встал тотчас.
Но грустно мне среди туристов.

Миг простодушья или транса,
Абсурдность встречи с кенгуру.
Спастись нет никакого шанса:
Я окружен толпой гуру.

Как средство лучшее от боли
Мне смерть свою хотят продать.
Они лишь призраки, не боле,
Но могут телом управлять.

Вся флора бешено плодится
И этим нагоняет грусть,
А светлячку дано светиться
Одну лишь ночь, и всё. И пусть.

Мы смысл существованья новый
Опять находим без труда.
Шумим, шумим, круша основы,
А гусь - он лапчатый всегда.

Душа под солнцем распростерта
На грозном берегу морском.
Разбужена волной, не стерта
Боль, скопленная в нас тайком.

Без солнца что бы с нами было?
Отчаянье, унынье, страх,
Вся жизнь - бессмыслица и прах.
Мир солнце умиротворило.

Расплавленный полудня жар.
И в неподвижности, в истоме
Смерть телу видится как дар:
Забыться, быть в тактильной коме.

Вот потянулся океан -
Проснувшись, зверь скребет когтями.
Закон вселенной не был дан.
Что стало бы без солнца с нами?

Их на песке сложили в ряд
Под светом, яростным, как стронций.
Тела ждет медленный распад;
Дробятся камни здесь от солнца.

Валы лениво в берег бьют,
И свет, скорбя, меняет лики.
Бакланы здесь еще живут,
И в небе жалобны их крики.

Такая жизнь на вкус во рту
Как лимонад, где газа нету.
Под солнцем жизнь и на свету,
Под солнцем и в разгаре лета.

Самоанализа урок,
К сочувствию привычка впрок,
Прогорклый привкус давней злобы,
Вербеновый экстракт особый.

Приют «Аркадия». А там
Пустые стулья, мертвый хлам.
Жизнь, разбиваясь о колонны,
Рекою растеклась бездонной.

Утопленники. Груда тел.
Над ними свод остекленел.
Река весь город затопила,
В погасших взглядах злая сила.

Вокруг горы стоял туман густой;
Я двигатель проверил - все в порядке.
Дождь был тягучий и как будто сладкий
(Я понял, что не справлюсь с тошнотой).

Вдруг вспыхивали яркие зарницы,
В картине мира высветив одно:
Здесь страх и голод царствуют давно.
Хотел бы я бесчувственным родиться.

Голодных нищих муравьиный рой
Метался под дождем и тек рядами
С открытыми, как для охоты, ртами,
Дорогу всю заполонив собой.

День убывал, но медля, неохотно,
Как сон дурной, как грязная вода.
Здесь примирения не будет никогда.
День кончился. Совсем. Бесповоротно.

Я над рекой, впадавшей в море, плыл.
Рой плотоядных итальянцев рядом.
И запах трав так свеж под утро был,
Что я к добру поплыл с открытым взглядом.

Кровь мелкой живности (ей счета нет)
Поддерживает весь баланс природный.
Их кровь, и внутренности, и скелет
Нужны, чтоб чья-то жизнь была свободной.

Среди травы их отыскать легко,
Лишь стоит кожу почесать несильно.
Растительность взметнулась высоко:
Могильщица, она растет обильно.

Я в сини плыл, объятый тишиной,
В отчаянье почти нечеловечьем.
Плыл между облаками и войной,
Меж низостью и этим небом вечным.