Виктор Гофман - Любовь к далекой - поэзия, проза, письма, воспоминания

Полюбим волны, в волнах качаясь,
В дрожащей, в тихой, в вечерней мгле,
Все удаляясь, не приближаясь
К забытой нами, к чужой земле.

Пусть темен берег, пусть он отвесен,
Пусть жутко-черен прибрежный лес,
В душе – сиянье блаженных песен,
Как тихий шопот, как сон принцесс…

Зловеще-грозный гул грохочущего треска.
На миг открывшийся заоблачный пожар.
И ослепительность стремительного блеска,
И где-то резкий, впившийся удар.
Притихли девушки, чего-то ждут пугливо.
Их взгляд задумчивый печален и глубок.
Вот снова острый блеск и желтых туч разрывы,
И синим пламенем охваченный восток,
Вот снова грозный гул, зловещ и жутко-долог,
Все исступленней дождь, высоко брызжет грязь.
Поднялись девушки, идут к себе за полог
И Божьей кары ждут, задумчиво крестясь.
Повисших ставен сорванные болты
О стену глухо бьют, рыдая и гудя.
Меж темных туч все небо мутно-желто,
И непрерывен шум тоскливого дождя.

Уж темно.
О, как рано темнеть теперь стало.
Закрываю окно.
А помнишь, – бывало?

Вечера золотые в венках из рубинов,
Нега сумерек – песни без слов.
Разноцветность пушистых павлинов,
Мягкий шелк кружевных кринолинов,
Силуэты седых исполинов
В очертаньях сквозных облаков.

А теперь
Вечер скучен и длинен,
Крепко замкнута дверь,
И балкон наш пустынен.

Ветер рвет полотно,
Насыщенное долгим дождем.
Вот совсем уж темно
За окном.

Время тянется долго, и оно уж ненужно.
Что мне делать, на что мне смотреть
В этой комнате грустной, при лампе недужной,
Готовой сейчас умереть?

Были дни огневые, как блеск нестерпимый
Мировых лучезарных ракет,
Были яркие дни, как крыло серафима,
Были тихие дни, как прозрачные дымы,
Были нежные дни, как улыбки любимой, —
А теперь этих дней уже нет!

Наши клумбы в саду
Искалечены, как после пыток.
Ветер рвет на ходу
Лепестки маргариток.

Он не знает пощад,
Исступленный грабитель,
Плачет сад,
Словно робких монахинь обитель.

Это празднует месть
Кто-то, любящий тьму.
Не дано ведь доцвесть
Ничему.

Листья осенние жёлтого клёна,
Кружитесь вы надо мной.
Где же наряд ваш, нежно-зелёный,
Вам подарённый весной?

Брошены вы, как цветы после бала,
Как после пира венки,
Словно поношенный хлам карнавала,
Изодранный весь на куски.

Вы отслужили, и вы уж ненужны,
Презренный, растоптанный сор,
Ваш жаркий багрянец, осенне-недужный,
Мой только радует взор.

Прах позабытый умолкшего пира,
Где разрушено всё, разлито,
Листья, вы образ безумного мира,
Где не ценно, не вечно ничто.

Где всё мгновенно и всё – только средство,
В цепи безумий звено,
Где и весна, и светлое детство
Гибели обречено.

Листья, вы будите скорбь без предела
Жаром своей желтизны,
Вы для меня ведь – любимое тело
Так рано умершей весны.

Как же могу я легко, как другие,
Вас растоптавши, пройти,
Жёлтые листья, листья сухие
На запылённом пути?

Вот опять, точно белые пчелы,
Налетают пушинки снегов.
Вот опять этот сумрак тяжелый
Облепил вереницы домов.

Фонари – точно бледные пятна,
Что сейчас вот размоет туман.
Безысходный, седой, необъятный,
Он ползет из неведомых стран.

Он повис на карнизах, на окнах,
Он спустился по выступам стен.
Ах, в его беспросветных волокнах
Безысходный, мучительный плен.

Облепили безумные пчелы,
Искололи до жалобных слез.
Узнаю этот сумрак тяжелый,
Это снова проснулся хаос.

Это древняя песня хаоса,
Это истинный лик бытия.
Черных стен уплывают утесы,
Уплываю куда-то и я.

Вместо неба — бездонность провала,
Протянувшийся в вечность буран.
Все столкнулось, смешалось, упало,
Всем владеет безбрежный туман.

Черных стен в нем исчезли утесы,
В нем навек исчезаю и я.
Это древняя песня хаоса,
Это истинный лик бытия.

Снег колючий щиплет щеки.
Санок бег как по стеклу.
Путь желанный, путь далекий
Увлекает нас во мглу.