Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок

Пыль стлалась по бархату юбки,
Зло жемчуг грудил на груди…
Мы в комнате были, как в рубке,
Морей безбережных среди…

Когда же сердечный припадок
Беззвучно тебя содрогал,
Я весь был во власти догадок,
Что где-то корабль утопал…

Но лишь приходила ты в чувства,
К моим припадала ногам
И скорбно шептала: «Как пусто,
Где сердце у каждого, — там…»

Третий вечер приносит почтальон конверты в трауре,
Третий вечер читаю мутно-желтые листки.
Призрак-девушка пишет, обезумев от тоски,
О безликом монахе, появляющемся на море

И бросающем в волны пальцы, точно лепестки…
Это как-то я помню: вы когда-то с нею плавали…
Ландыш-девушка плачет через три-четыре улицы
О пробужденном матерью больном весеннем сне,

Что в вагонах экспресса был милей и неясней
Ленокрылых туманок; и голубкой ландыш гулится.
Третий вечер все никнет и все плачет в окне —
Ах! — не зная, что смертью так легко подкараулится…

Ты, куря папиросу с гашишем,
Предложила попробовать мне, —
О, отныне с тобою мы дышим
Этим сном, этим мигом извне.

Голубые душистые струйки
Нас в дурман навсегда вовлекли:
Упоительных змеек чешуйки
И бананы в лианах вдали.

Писки устрицы, пахнущей морем,
Бирюзовая теплая влажь…
Олазорим, легко олазорим
Пароход, моноплан, экипаж!

Все равно, что угодно, но только,
Чтобы было движенье и лет.
Может быть, оттого, что ты полька,
Может быть, оттого, что я лед.

Так одевьтесь все жены, одевьтесь,
Как одевил порочность Уайльд,
Как меня юно-древняя Нефтис,
Раздробив саркофага базальт!

Душа и разум — антиподы:
Она — восход, а он — закат.
Весеньтесь пьяно-пенно, воды!
Зальдись, осенний водоскат!

Душа — цветник, а ум — садовник.
Цветы в стакане — склеп невест.
Мой палец (…белый червь…) — любовник.
Зев ножниц — тривиальный крест…

Цветы букета инфернальны,
Цветы букета — не цветы…
Одно бесшумье гениально,
И мысль ничтожнее мечты!

У побережья моря Черного
Шумит Балтийская волна,
Как символ вечно-непокорного,
В лиловый север влюблена.
На море штормно, и гигантские
Оякорены в нем суда, —
Но слышу шелесты эстляндские,
Чья фьоль атласится сюда.
И вот опять в душе лазорие,
И вновь душа моя поет
Морей Альдонсу — Черноморие —
И Сканду — Дульцинею вод!

Сребреет у моря веранда,
Не в море тоня, а в луне,
Плывет златоликая Сканда
В лазурной галере ко мне.

Как парус — раскрытые косы,
Сомнамбулен ликий опал.
Глаза изумрудят вопросы,
Ответ для которых пропал…

Пропал, затерялся, как эхо,
В лазори небес и волны…
И лунного, блеклого смеха
Глаза у плывущей полны.

Плывет — проплывает галера
Ко мне — не ко мне — никуда.
Луна — золотое сомбреро,
А Сканда — луна и вода.

Вам, горы юга, вам, горы Крыма,
  Привет мой северный!
В автомобиле — неудержимо,
  Самоуверенно!

Направо море; налево скалы
  Пустынно-меловы.
Везде провалы, везде обвалы
  Для сердца смелого.

Окольчит змейно дорога глобус, —
  И нет предельного!
От ската к вскату дрожит автобус
  Весь цвета тельного.

Пыль меловая на ярко-красном —
  Эмблема жалкого…
Шоффэр! а ну-ка движеньем страстным
  В волну качалковую!

Меня стремит к Бахчисараю
Заботливо автомобиль.
Ушедшее переживаю,
Тревожу выблекшую пыль.

Не крась улыбок охрой плотской,
Ты, Современность, — побледней:
Я бьюсь Мариею Потоцкой
И сонмом теней, близких к ней.

Пока рассудные татары
Взирают на автомобиль, —
В цвет абрикосов белочарый
И в желто-звездчатый кизиль!