Глеб Глинка - Погаснет жизнь, но я останусь - Собрание сочинений

Бесцеремонная кружковщина, самая бесстыдная реклама (и самореклама), спекуляция на близости к массам, в нужный момент ловко подменяемая близостью «к верхам», игра лозунгами, пошлая, недобросовестная шумиха «деловитых» и смышленых людей, пожелавших именно литературу сделать ареной своей поучительной деятельности, — всё это шумно и нагло врывается в нашу литературную мастерскую, отрывает людей от работы, суетливо разбрасывает инструменты, толкается, горланит, громко поет «Верую» и «Отче наш», исподтишка распределяя зуботычины, провозглашает божков и низвергает их за «несоответствие», господствует над литературой и «об одеждах ее мечет жребий». Правда, дело всякий раз кончается фарсом. Шкура медведя поделена, но медведь уходит в лес со своей шкурой. В последнюю минуту он оказывается неубитым.

Однако фарс этот далеко не смешон. По меньшей мере он трагикомичен. Ибо литература — все-таки не медведь. И спрашивается: с какой стати ей быть в лесу? Есть ли добро в тяге писателей к своим берлогам? Между тем это факт, что «гегемония» над литературой, подобная вышеописанной, вызывает среди литераторов две противоположных тенденции: одна их часть — с расчетом или по малодушию — стремится вступить в кортеж «триумвираторов», чтобы разделить предвкушаемое торжество или хоть погреть руки у костра победителей. Другая попросту разбредается но домам, отмахиваясь от вершителей литературного дня, как от надоедливой мухи. Беда, однако, в том, что подобный уход обрекает писателя на превращение в обывателя.

В конечном счете он грозит распадом литературы как активной общественной силы».

Приведенные выше отрывки из статей Димитрия Горбова ярко характеризуют то бурное течение, которое в первые годы советской литературы поднимало на поверхность муть обывательского успеха и стремление к власти над писательской общественностью в руках беспринципных карьеристов. Разумеется, подобная обстановка сбивала с толку многих еще не окрепших писателей из молодежи.

«Перевал» создался в 1924 году и состоял тогда исключительно из молодежи, пришедшей в литературу после октябрьского переворота. Многие «перевальцы» в недавнем своем прошлом были участниками гражданской войны. Они принесли в литературу навыки боевого товарищества, романтику фронта и юношескую веру в идею революции, в светлое будущее обновленного мира. Но при столкновении с корыстолюбием и грызней литературной братии они поняли, что без достаточной культуры действовать в одиночку почти немыслимо, и объединились для того, чтобы коллективно противостать всем этим тенденциям подхалимства перед «хозяином», ухода от общественных интересов в обывательщину. Их не пленял дешевый успех чисто формалистических школ вроде конструктивистов с их рационалистическим делячеством или футуристов, которые восстали против охранителей культурных ценностей, иронически называя их «охранниками барского добра». Честная открытая борьба за литературную культуру, за чистоту литературных нравов, за искренность в искусстве и за овладение писательским мастерством была основой «Перевала» с первых его шагов.

Само собою понятно, что не одни «перевальцы» принесли в литературу романтику гражданской войны и свой революционный пыл. Подобная же молодежь входила и в другие литературные группировки. Однако к «Перевалу» потянулись люди, которых отталкивало вульгаризаторство и упрощенство теории и практики прежде всего РАППа и в меньшей степени те же тенденции у крестьянских писателей и в «Кузнице».

Но может показаться странным, каким образом молодые люди, сами еще далеко не овладевшие даже общей культурой, смогли так четко разобраться в весьма сложной литературной обстановке и столь решительно наметить путь для своего дальнейшего развития?

Ответ на этот вопрос заключается в том, что даже самое название группы «Перевал» несомненно навеяно статьей о современной литературе А.К. Воронского «На Перевале», напечатанной в шестой книге журнала «Красная Новь» за 1923 год. И если о самом Воронском можно говорить как-то вне «Перевала», то о «Перевале» говорить без имени Воронского просто немыслимо.

Почти всех будущих «перевальцев» поднял на литературную поверхность Александр Константинович Воронский. Сам он после длительной партийной работы появился в Москве в 1920 году и организовал первый в советской литературе толстый журнал «Красная Новь», который под его редакцией начал выходить в 1921 году, и уже с 1922 года он же редактирует и второй литературно-художественный журнал «Прожектор». Кроме того, Воронский работает в государственном издательстве и затем — в созданном по его инициативе издательстве «Круг». В «Красной Нови» печатаются преимущественно попутчики, но Воронский внимательно присматривается к литературной смене и охотно помещает стихи и рассказы наиболее одаренных авторов из молодежи.