Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Я часто жизнь даю, но сам не воспитаю:
Два дела делать вдруг как льзя, не понимаю.
Один имею член, одни и руки я,
В одну сунь — у другой готова щель своя.

О, коль несчастлив я, что тем не награжден,
Чем можно дать живот, чтоб мог быть <���кто> рожден.

И дети иногда приносят нам печаль,
Мы сердцем чувствуем об них всегдашний жаль,
Различны к счастью их изыскиваем средства,
Мы должны отвращать от них жестоки бедства,
Их нравы исправлять, предписывать предел
Началу и концу с срединой всех их дел,
Которого б они отнюдь не преступали.
Дочь собственной моей примером есть печали,
Толь дерзновенно власть родительску презрев
И чаемый его в ничто поставив гнев.

Сколь много я ее люблю и почитаю,
Довольно из моих узнал ты слов, я чаю,
Которые тебе недавно говорил;
Когда за верность ты мою благодарил,
Тогда я мстить готов презлому супостату
За то, что причинил нам общей чести трату.
Не Секелия ли живот ее спасла,
Как дочь твоя к его любви склонна была,
Противна сделалась отцовскому тем праву
И своевольному тем следовала нраву?
Однако для твоей усердности ко мне
Прощаю в дерзостной я дочь твою вине.

Он ревностью давно пылает к ней безмерной.
Горячности его свидетель буду верной,
Я пред тобою быть стыжуся, лицемер!
Как явный видел ты и сам уже пример,
С каким стать подвигом желал врага противу,
Чтоб тем открыть любовь и страсть свою ревниву.

Мне справедливость в том повелевает так,
Когда пред всеми тот превозносился враг.

Величина красу не составляет в теле,
Искусством произвесть приятность можно в деле.
Я смолоду и сам бывал на всё ходок,
Хотя худой во мне под старость стал порок.
Как в юных летах цвет пред всеми стал быть славен,
Что не был мне никто в делах ебливых равен.
Я пальму изо всех один в том заслужил,
Что раз по тридцати за сутки плешь калил.
А ныне уж сего я дара не имею,
Не больше трех раз в ночь довольствуя, потею.

По немощи своей о прочих рассуждай.
Я смею ль дочери твоей промолвить: дай?

Она еще мала, узка ее и щелка.
Любиться в нежности — вить это не безделка;
Не возбранял бы я в любви ей пребывать,
Когда б опасности не должно было ждать:
Распорется ее щель бедная до пупа
И будет широтой не уже, как и ступа,
Тогда в нее ломи не только елдаком,
Но можно без труда толкать большим пестом.

Чтоб сладость снизу влить до сердца, сам постражду
И произвесть потщусь в ее махоне жажду.
Без пользы проводя цветущие лета,
Девица весь свой век пребудет сирота;
Лишившись всех другов, не будет знать отрады,
Пристойной в младости любовныя надсады,
Которых в старости не чувствует никто,
Хотя бы елдаков в шентю ввалилось сто.
Пусть, впрочем, говорят, кто молодым жил в горе,
Да в старость сладку жизнь он преобрящет вскоре,—
Противна правилу сему одна любовь,
В которой сладкая пока играет кровь,
При старости ж всегда бывает неприятна.

Противна речь твоя, хотя мне и понятна.
Могу ль без жалости кому отдать я дочь?

В замужстве первая бьызает тяжка ночь,
Котора в совести всех девушек терзает.
За лутчее всегда разумный почитает,
Не изнуряя свой терпеньем долгим дух,
И неизбежно зло окончить делом вдруг.
Когда б заране дочь мне ваша полюбилась,
С любезным бы своим без робости склешнилась,
Спокойна б в совести своей всегда была,
Хотя б и тысяче потом другим дала.

Когда законным с ней совокупишься браком,
Хотя в лежачку тешь, хотя поставя раком.
Что ж без закону мнишь в шанте пролить ты кровь,
То больше о пустом терять не должно слов.

Рассудок справедлив и похвалы достойной.
Исчезла срамота забавы непристойной!

Премудрый Долгомуд, могу ль я быть твой зять,
Достоин ли твою я дочь в замужство взять?
О, щедры небеса, доколе, ах! страдать,
Доколе красотой мне той не обладать,
Котора на меня оковы наложила,
Которая мой дух и сердце сокрушила?
Услышьте жалкое стенание и глас,
Кой простираю к вам, несчастный я, в сей час.