Телиэль: Стихи

Вечер на эти поля упадет,
пряным туманом дыша.
Новой тропою никто не пройдет,
по Средиземью спеша.
Рог не взорвет полуночную тишь,
меч не ударит о щит.
Молча с холма, уходя, оглядишь
сказку, которая спит.
Харад покинут, и Шир опустел,
Гондора темен оплот…
Все, чем ты жил, что хранил и хотел,
в сизом тумане плывет.
И в Серебристую Гавань плоты
эльфов уже не везут…
Сказка кончается, тает, а ты
что еще делаешь тут?
Ждет тебя серый асфальтовый путь,
жизнь — неоконченный спор,
но ты сумеешь теперь повернуть
к вечной стране Валинор.

Не пойду пасти корову,
все одно она помрет,
а примерю-ка корону
я, харадский патриот.
Рог обломан, камень выпал,
нет, она мне не идет,
вот пойду, здравура выпью
я, харадский патриот.
Ну и варят эльфы пойло,
как проквашенный компот.
За сгущенкой слезу в стойло
я, харадский патриот.
И еще лосося банку —
по корове и навар,
а ненужную жестянку
брошу вниз — плыви в Умбар.
Что там варят бабы наши,
чтой-то силосом несет!
Пополам с крапивой кашу
ест харадский патриот
Вот и кончились отгулы,
нас на бой король зовет.
Что мне эльфы, что назгулы —
я — харадский патриот.
Всех побью, мечом ли, палкой,
за назгулами — вперед!
Харад пал? Эх, братцы, жалко,
я ж — харадский патриот!
Но кольцо у Саурона,
Белым всем каюк придет,
я не белый и не черный,
я — харадский патриот!
Через годик к нам придете,
будет в Хараде опять
патриот на патриоте
патриотом погонять.

Часы стучат, как будто кто-то шепотом
зовет меня из теплой темноты
и убегает с легконогим топотом,
вплетая в сон знакомые черты.
Часы стучат — у них опять бессонница,
какая тьма с завешенным окном!
Несет меня невидимая конница,
вдали остался мой уснувший дом.
Ночная дрожь по телу ходит волнами,
и облака стремительные мчат,
как сны мои, тоски и веры полные,
и все равно, сквозь все — часы стучат.
Часы стучат — спираль времен закручена,
И крут виток, и цели высоки,
но вновь скрипит под веслами уключина,
и по воде расходятся круги.
Стих капель стук в размеренном скольжении,
как в глазе урагана звук угас,
и в глади волн застыло отражение
смотрящих с высоты небесной глаз…

Четвертый час, глухая ночь,
прервался стук — колеса стоп!
Из сна во тьму, поспешно, прочь.
Стоим. Что это? Конотоп…
Мне сон приснился в этот час,
или, обрушивая все,
лавиной явь накрыла нас,
и в ночь несет, несет, несет?..
А где-то спорят голоса,
и сонный стон над головой,
и поезд тронулся, скользя
как вниз скорей, скорей, домой.
И все стремительнее бег
минут, несущих от меня
мой вещий сон, мой дивный бред,
и боль, и отблески огня.
Я трезвым утром поперхнусь,
не смея главное сказать,
и до Москвы не улыбнусь,
увидев горькие глаза
и взгляд потухший, как зола,
и отстраненный жест плеча.
От предугаданного зла
вода в ладонях горяча.
Но я стерплю — опять до дна,
но я пойму — тебе больней.
И ляжет под ноги вина
как длинный путь на много дней.
И лишь в вокзальной суете,
прощальной боли не стерпев,
Скажу запретное тебе,
догнав, решившись — и успев.

В шестнадцатилетних мужчинах
ни капли сомнения нет…
Скажите, какая причина
взрослеть до назначенных лет?
Не роли играть, не казаться,
а быть — по делам и словам —
мужчинами прямо в шестнадцать,
в «шестнадцать мальчишеских» вам?
Ни голод, ни войны, ни беды
давно не тревожат ваш сон…
Взрослели под пулями деды,
а вам-то ну что за резон?
Какие неясные муки
рождают недетскую стать,
вливаются силою в руки
и в разум, годам не под стать?
Исполненны страшною властью
узлов все сплетенья рубить,
К какому вы тянетесь счастью
и как вы хотите любить?
Холодная сила познанья,
горячая сила в крови —
но чье вас разбудит касанье,
чей трепет живой удивит?
В науке моей благочинной
пока объяснения нет
шестнадцатилетним мужчинам,
в которых сомнения нет…

За полчаса до смерти
так ярок свет дневной,
в военной круговерти
и в тишине лесной.
И на горячих бревнах
мы сами — горячи,
и бьют сквозь щели ровно
палящие лучи.
За полчаса, а может
всего за пять минут,
нас шум любой тревожит —
враги уже идут.
А зной сегодня что-то
особенно тягуч,
и тяжкая забота
смотреть все время с круч.
И хочется, поверьте,
лечь и глаза закрыть.
За пять минут до смерти
так хочется пожить.
Но нам не перестроить
превратностей войны —
на башне только трое,
и мы обречены…
Под кручею прохлада,
река журчит звончей,
но обреченным надо
услышать звон мечей.
В последний раз кому-то
застывший воздух рвать —
себе еще минуту
хотим отвоевать!
Но… выверен до сердца
уже копья удар…
За пять секунд до смерти
как ярок Солнца шар!