Борис Божнев - Элегия эллическая. Избранные стихотворения

Недвижим, ты думаешь, камень могильный, –
Он более зыбок, чем в лавке весы.
Травою поросший, он – камень точильный,
И для на него же нашедшей косы…

Отныне нужнее, дороже Шекспира
Нам бедные Писарева сапоги.
Им, кашу просящим средь райского пира,
Поющий сапожник несет пироги…

Органом линотипным раскален
Свинец прелюдий…
Ты ночью набираешь то, что днем
Читают люди.

Мильон машин… Все сладостно скрипит
Перо гусыни,
Все домна песнопения коптит —
Снег керосина…

Когда ты набираешь слово звук,
Где эхо звука?
Так дело крыльев стало делом рук,
А песни — стука.

Здесь, под твоей бесстрастною рукой
Равны все строки,
И кровь, и кровь, сама текла б строкой
Красно-широкой.

И ты глядишь, как сочетает твердь
В едином миге,
Как от поэта отвращает смерть —
Рожденье книги…

Пред свиньями наборы рассыпать,
Метать не надо —
Под чтение привыкло засыпать
Людское стадо.

Спи, стадо, спи. Твой беспробудный сон,
Тяжкоутробный, —
И близок час, когда сольется он
Со сном загробным.

О, всматриваясь долго в тишину
Прочтете звук вы.
В огромную уходят вышину
Большие буквы.

Доходит Н до голубых небес.
И Б до Бога,
И Л превыше, чем угрюмый лес,
А П — порога.

Как упоительно звучит вокруг
Свинец прелюдий —
Вновь делом крыльев стало дело рук,
И вечным будет.

Запечатлеет буквенный минор
Мажор бумаги,
Но пыль старинная, о юный взор,
Боится влаги…

Заглавье ночи – «Розовый Рассвет»,
Но у рассвета
Заглавья темно-голубого нет…
Начало это.

Чего?.. Как странно предвещает день
Конец работы,
И утомленная ложится тень
Лучом заботы.

Но что же делать: начинает грусть
Свое служенье, —
Тому, что смертный знает наизусть,
Нет продолженья.

Поверь: поэзии ты послужил,
Набравши прозу,
И тайну, что слегка я приоткрыл,
Прими, как розу.

Ты возвратился. Спишь глубоким сном
И он — свинцовый,
И пробуждаешься не новым днем
Для ночи новой…

О, пешкой белоснежной
В какой лежу руке,
Лежу в каком над бездной
Незримом кулаке.

В Твоей, Твоей деснице…
И вот уже стою,
И вот уже теснится
Душа моя в строю.

Разжав кулак над бездной,
Десницу Ты простер…
Средь братьев белоснежных
Не вижу я сестер.

О поле, — ты из древа,
Не из земли сырой.
Сия не может Дева
Быть смертного сестрой.

Так сотворил напильник –
Не тело, не душа.
Летит богиня сильных
Ко слабому спеша.

Не телом, не душою
Ко слабому летит,
Стопою небольшою
Больших касаясь плит.

Но на квадратном месте
Два круглые бойца
Стоять не могут вместе,
Им тесно без конца…

С пространством безвоздушным
Дыхание мешать
И пленником послушным
Решеткою дышать…

Для слуха или зренья
Осеннего листа
Златистое паденье,
Сомкнувшее уста…

Как в статуи нагие
Одетые сады,
Фигуры дорогие,
Глядящие в пруды…

Над шахматами осень
Всегда царит, всегда,
И шум унылый сосен,
И серая вода…

Как всеблагие боги,
Идущие на пир,
Вдруг встали вдоль дороги,
И вдаль уходит мир…

Для зренья или слуха
Падение листа,
Что населяет глухо
Пустынные места…

Увядшее шуршанье
Музыка наготы…
И под романс свиданья
Падешь к ногам и ты…

И над турой, над урной
Лазурна вышина,
И пушкою безбурной
Хранима тишина…

Челн 5 на волны 8…
И выше всех утрат,
Мы арфою возносим
Белеющий квадрат…

Паркет Екатерины
Столь шахматно блестит…
Среди зеркал старинных
Ее красе он льстит.

Но не красе телесной,
А тайной той красе,
Что прячется, безвестна,
И затмевает все…

Мемории ли пишет —
Она в него глядит:
Глубоко ль разум дышит,
Задумчиво следит…