Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю - Собрание стихотворений

Как пережить мне смерть мою в тебе?
Какое этой муке дать названье –
Покорность? Безнадежность? Упованье?
Но ты в моей останешься судьбе,
Как серафим, что указует путь,
В смертельный холод звездный отступая.
О, если бы хоть раз еще взглянуть
В его глаза, горя и не сгорая.
И видеть тот же пламень голубой
Его очей – полуночный и властный,
Чтоб изойти восторгом, и тоской,
И музыкой, с уделом не согласной.

Запах кипариса, и сандала,
И увядших лет, и роз сухих.
Не сама ли эту песнь слагала,
Не сама ли повторяла стих
Безнадежный. И, ремней сандалий
Недостойный развязать твоих,
Вижу крылья, ощущаю дали,
Повторяю непонятный стих.
Миг один. И косы золотые
Растворятся в золоте зари.
Но в ларце, где дремлют дни былые,
Ты забудешь снова янтари.
Поспешить свидание не смея,
Буду долго, долго ждать, бледнея,
Колдовать над розою сухой,
И вдыхать запретные куренья,
И мешать святое нетерпенье
С медленной, покорною тоской.

Ты помнишь ли те полдни? Голоса
Смолкали птиц, пахло древесиной,
И падала смолистая слеза,
Прозрачная, как стих Расина.
Сжимали жадно цепкие плющи
Стволы высоких кленов, тонких сосен,
А в чаще пели скрытые ключи,
И музыкою приближалась осень.

В зеленые каналы и пруды
Глядели, не мигая, водяницы;
Касались заколдованной воды
Их неподвижные ресницы,
Лазури древней ветхая печаль
Дрожала в ясности полдневных звуков,
И поглощала медленная даль
Руины королевских акведуков.

По склону дымному в венке из мхов
Оторопелый фавн бежал, хромая.
Под аркою недвижных облаков
Внизу дремал дворец Ноайя.
И прославлял багряный гимн листвы
Барочный герб на полукруглой башне,
И замковые расплывались рвы,
И с будущим сливался день вчерашний.

Войди со мной в тот храм, в ту тишину:
Ты чувствуешь ли кленов колыханье
И голубую дремную волну
Неодолимого желанья?
Где грань последняя, где роковой предел
Земли, небес, и музыки, и тела?..
Ты помнишь ли, как полдень пламенел
И в воздухе ты таяла и пела?

Безумием душа поражена
И полнотой любви несовершенной
И жертвенной. Сама собой пьяна,
Она колеблет сон вселенной,
До звезд встает и поражает плоть,
Мгновениям дарует вечность.
Безумствует, стремится побороть
Богов убийственную быстротечность.

Как будто власть имеет всё вернуть
В счастливое довременное лоно
И кругом сказочным навек замкнуть
Холмы и башни Ментенона,
И Франции улыбчивую сень,
И лес из басен Лафонтена,
И лета ускользающую тень,
И запах смол, увядших роз и сена;

И сладострастья легковерный сон
Средь августовской музыки багряной,
Опаловый лучистый небосклон
Над изумрудною поляной, –
Как будто власть имеет превратить
В гимн торжествующий земного постоянства
Два сердца смертные, чтоб вечно жить
Вне времени, вне чисел, вне пространства.

Не плакальщицей жертвенного Слова
Моей страны родной,
Но вестницей грядущего живого,
Евангельской женой,

Душа моя, пребудь в усталом мире!
Колебля твой покров,
Уже дрожит в предутреннем эфире
Благая весть веков.

Лишь этим Словом всколосятся нивы
И лягут под серпом,
И города восстанут, горделивы,
В просторе голубом,

И мой народ забудет мор и голод,
Презренный страх и стыд –
По наковальне обновленный молот
Свободно зазвучит.

Уже восходит творческое Слово,
Пронзая мертвый слой,
Звездой любви пылающей и новой
Над русскою землей.

Тот, кто увидел предел
Мудрости шаткой,
Тот, кто вполне овладел
Лирою краткой,
Мир не отвергнет – о нет! –
Знающей горькой улыбкой,
Жалостью к людям согрет
Нежной и зыбкой.

Там, где светил предельных чистота,
Тысячелетья – краткие мгновенья.
Как мне понять? В часы уединенья
Во мне звучит могильная плита.