О ветхий том.
Тебя хранят в дому моем.
Конечно, не читая,
Лишь почитая.
От времени желты,
Прикосновенья не хранят листы —
Оно растаяло дымком печали…
О, как давно тебя читали!
Блестели ясные глаза,
Порою их туманила слеза,
И нежность теплилась во взгляде.
Раскинув на подушке пряди,
Откинув сари с черною каймой,
В полдневный зной
Читала женщина о горе, о разлуке.
В браслетах звонких руки
Листали шелестящие листы.
А за окном в лазури высоты
Лишь стая голубей мелькала,
И в тишине квартала
Разносчик уличный кричал.
Сквозь сон ворчал
Лежащий пес – косматый сторож дома,
Его смирила дрема.
Но, возвестив, что кончился урок,
Вдруг школьный слышался звонок
В конце квартала.
Так время о себе напоминало.
Звонок звенел,
И, вспомнив, что немало дел
По дому,
Вздыхала женщина, гнала истому
И второпях, уже полна забот,
Захлопывала переплет.
Из рук одних в другие руки
Переходила повесть о разлуке,
Из дома в дом
Твоя бродила слава, старый том.
Но эти дни ушли в преданье,
Порвалась сеть очарованья.
Ты позабыт.
В каком дому и кто тебя хранит?
Читатель новый в кресле восседает,
Он вряд ли угадает,
Какой дышали силой волшебства
Твои слова.
Трамвай за окнами прогрохотал…
Теперь наш переулок шире стал.
Где тот разносчик старый?
Нет нынче спроса на его товары,
И хриплый крик
Растаял вдалеке. Прошли, как миг,
Десятки лет. Все миновало.
Но вновь звенит звонок в конце квартала.
Я проснулся. За окном мрак ночной исчез.
Мир раскрылся, как цветок. Чудо из чудес.
Поражен я! Сколько звезд и материков
Не оставило следа. Сколько лет, веков
Пролетело. Где герой, наводивший страх?
Только тень его живет в сказках и стихах,
Сам истлел давным-давно… Не сочтешь племен,
Возводивших на костях стройный лес колонн,
Возникали города. Где они? Зола,
В смерче гибельном времен мне на лоб легла
Метка – солнца ранний луч, светлый знак небес.
Я проснулся. Вот оно – чудо из чудес.
Пред собранием светил встал я в полный рост,
Гималаи предо мной, семь небесных звезд —
Семь великих мудрецов. Вот и океан,
Там, где Рудра – грозный бог, от веселья пьян,
Пляшет шумно в брызгах волн… Вот и древний
ствол.
Я столетий письмена на коре прочел.
Столько рухнуло при нем тронов, что не счесть.
Как-то этот исполин разрешил мне сесть
Под своей густой листвой… И безмолвный звон
Донесло к моим ушам колесо времен.
Семь лет мне было.
Робкий мальчуган.
Я сам с собою часто вел беседы
И, сидя на полу,
К окну решетчатому припадал,
Глядел на мир,
И время протекало.
Порою вдалеке
Звенел какой-то колокольчик,
И доносился крик возницы.
К пруду спускались гуси, гогоча.
У маслобойни заливалась флейта.
А в доме на углу
Вдруг начинал горланить попугай.
В ту пору были мне друзьями
Смоковница и яблоня, две пальмы
И деревце батавского лимона.
Их ветви пребывали в небесах,
А я в своей душе.
Весь день
Они своею тенью забавлялись,
Вели игру,
И я к ней был причастен.
Они моими сверстниками были.
Детьми.
Ашарх дождливый наступал. Они
Все дни шумели,
Кто знает – почему.
Они, как я,
По-детски лепетали,
И я им вторил.
Но годы шли.
Мне стало двадцать пять.
Разлуки тень легла на вечера.
И у того же самого окна
Сидел я одиноко.
Смоковница дрожащею листвой
Нашептывала мне мечты
И утешала.
В сиянье солнечном кокосовые пальмы
Негромко подпевали
Моей печальной песне.
А пряный дух цветущего лимона
Однажды ночью
В мою бессонницу принес издалека
Любимые глаза в слезах, слова укора.
Друзья мои, деревья —
Ровесники любви и юности моей.
И много долгих лет минуло.
И снова я один.
Друзья былые
Давно за полог вечности ушли.
Я снова у окна.
Гляжу на небо
И вижу те же самые деревья.
Как древние подвижники, они
Стоят недвижно и день и ночь нашептывают мне
Древнейшие слова
Дрожащею листвой.
И, как в любом начале,
В любом конце,
Покой бескрайний в них оцепенел.
И заклинанье этого покоя
Они мне шепчут, шепчут беспрестанно.
Под косматой смоковницей по вечерам
В полумраке
Чернели, белели различные пятна.
На камнях обвалившейся старой стены
Возникали причудливые фигуры.
Из невидимого жилища демона
Неистовый слышался вой.
Горбатая, с палкой в руке,
Хихикала старая ведьма.
Песнопевец Каширам Даш [74]
Рассказал нам в стихах о Хидимбе [75].
И на этой разбитой кирпичной ограде
Оживали сказанья.
Вот Хидимба, а вот Шурпанакха [76]с отрезанным носом
Рядом возникла
Черным пятном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу