Уильям Вордсворт - Избранная лирика

When I have borne in memory what has tamed
Great Nations, how ennobling thoughts depart
When men change swords for ledgers, and desert
The student's bower for gold, — some fears unnamed
I had, my Country! — am I to be blamed?
Now, when I think of thee, and what thou art,
Verily, in the bottom of my heart,
Of those unfilial fears I am ashamed.
For dearly must we prize thee; we who find
In thee a bulwark for the cause of men;
And I by my affection was beguiled:
What wonder if a Poet now and then,
Among the many movements of his mind,
Felt for thee as a lover or a child!

Вы, липы, перед Урной [163]сей святой
Ростки пускайте мощные весной;
Пусть каждая из вас быстрей встаёт
Колонною, ветвясь из года в год,
Пока Придел здесь не возникнет скоро,
Как в уголке громадного Собора [164]; —
Средь англичан великих в этом месте
Покоится и Рейндольс в благочестье.
Хоть лучший Живописец крепко спит —
Где Смерть и Слава, там покой средь плит,
Но может Дух его воспринимать
Хвалу и слёзы друга — благодать:
Вот почему в поместье родовом
Почтил его я памятным столпом,
Я, с юных лет приверженец Искусства,
Что утверждал он [165]; горестные чувства
Я испытал, поняв, что потеряла
Страна, лишь только Рейндольса не стало.

Акация, Сосна и клумба Роз
Не пустят никого, кто б рядом рос,
Но только Кедр, что подрастает слева, —
Бомонт и Вордсворт посадили древо.
Они здесь добивались Мастерства, —
Средь Рощ лились их мудрые слова,
Срослись их души этим общим рвеньем
Меняться знаньем или восхищеньем.
Придаст Природа Кедру свежий вид,
Любовь его от порчи защитит!
Когда ж его ветвей широких сень
Погрузит Стелу памятную в тень,
В том месте отдохнуть все будут рады,
При слабом свете, средь благой прохлады.
Здесь сможет Живописец побывать,
Поэт свои баллады сочинять,
Не хуже, чем в тот давний век чудесный,
Когда был Вдохновлён поэт известный [166],
Что Босвортское поле воспевал,
Где англичане бились наповал;
Иль Юноша [167], что умер так мгновенно,
Возможно, с похвалой Шекспира ценной,
Соавтор Флетчера, любимец Бена [168].

Порой Медаль хранит все панорамы,
Когда в пыли — Колонны, Башни, Храмы;
И так уж предназначено судьбою,
Что малое переживёт большое:
Когда же этот Дом и дивный сад
Цветущий, где аллей тенистых ряд,
И мощные деревья — всё умрёт,
То этот Грот века переживёт,
Не осознав крушенья. — Ведь известно,
Выдалбливался он в скале чудесной
Не медленным усердьем, с неохотой
Тех, кто живёт наёмною работой,
Но рвеньем, что любовью рождено;
Здесь помогали женщины равно
Создать тропинок и беседок сень,
Чтоб веселиться в долгий зимний день.

Внизу Хребта восточных скальных гор,
На землях, где шумит Чэрнвудский бор,
Стоит, но Путник! от тебя сокрытый,
В развалинах GRACE DIEU, плющом увитый.
Сначала монастырь, где днём и ночью
Звучали гимны, возводились очи;
Потом здесь славный Муж родился, он
Талантами был сразу награждён:
Там у ручья, что бурно извивался,
Ребёнком Фрэнсис Бомонт забавлялся;
И там под сенью близлежащих скал
Жизнь пастухов он, юный, воспевал;
То темы героической запев:
Презренье, слёзы мук, ревнивый гнев,
Печаль любви отвергнутой — на Сцене
Всех потрясал его трагичный гений.
Империи в пыли, падут твердыни,
И нечестивцы осквернят святыни,
Но Разум лёгким словом вознесёт
Громаду, дав бессмертный ей оплот.

Ye Lime-trees, ranged before this hallowed Urn,
Shoot forth with lively power at Spring's return;
And be not slow a stately growth to rear
Of Pillars, branching off from year to year
Till they at length have framed a darksome Aisle; —
Like a recess within that awful Pile
Where Reynolds, mid our country's noblest Dead,
In the last sanctity of Fame is laid.
— There, though by right the excelling Painter sleep
Where Death and Glory a joint sabbath keep,
Yet not the less his Spirit would hold dear
Self-hidden praise, and Friendship's private tear:
Hence, on my patrimonial Grounds have I
Raised this frail tribute to his memory,
From youth a zealous follower of the Art
That he professed; attached to him in heart;
Admiring, loving, and with grief and pride
Feeling what England lost when Reynolds died.