Александра Паркау - Огонь неугасимый

На него я взглянула украдкой,
Он обрюзг, опустился, погас,
Его рот лег капризною складкой,
И томил нас двойною загадкой
Из могилы возникнувшей час.

Я спросила, волнуясь, несмело:
— Вы зайдете? Не правда-ли? Да?
— О конечно… В душе помертвело.
В интонациях фальшь прозвенела,
Чей-то голос шепнул: — Никогда! —

О любовь, сказка феи обманной,
Поцелуи у сонной реки…
Мы простились неловко, жеманно.
О как странно, о Боже как странно,
Что мы были когда-то близки!

Опустели поля, облетели листы,
Тихой дремою рощи и лес объяты
И сияет зари раскаленный алтарь,
Как на золоте бронза, на бронзе янтарь.

Потянуло морозом из северных, стран
И молочною дымкой ложится туман,
Беспросветный туман, частый гость в сентябре,
Серебро в перламутре, опал в серебре.

Тихо падают листья, что ветер разнес,
Тихо падает жемчуг рассыпанных слез,
И слеза за слезою катится из глаз,
Как в кристаллах сиянье, в сияньи алмаз.

Квадраты мерзлого окна
Ночь красит синею эмалью,
Струятся звезды. Я одна
В кругу, очерченном печалью.

Одна… Так грустно быть ничьей.
В квартире шорохи так жутки.
В тиши оброшенных ночей
Считает маятник минутки.

Лампадка в радуге стекла
Дрожит, подобно изумруду…
Такой, как я с тобой была,
Я никогда ни с кем не буду!

Все пусто и голо, все пусто и голо, —
Ни снега, ни льдинок, ни брызг…
Весеннее солнце с улыбкой веселой
По небу катает свой диск.

Размашистый ветер порывисто дует,
Взметает клубами песок,
Под крышей голубка любовно воркует,
Ей вторит ее голубок.

О бедные птицы и бедные люди, —
Тоска, обреченность и гнет!
Пусть скажет хоть сердце в измученной груди,
Что это весна к нам идет!

Старинной книге с фермуаром из эмали,
Став гордым мастером магических наук,
Я душу посвятил, сомкнув волшебный круг,
И камни мне свои секреты рассказали.

Как при рожденьях изумруды помогали,
Рубин невинность блюл средь оргий, битв и мук,
Был аметист — глаз мудрости и друг,
И охранял алмаз от яда и печали.

Гранильщика камней убил я в час заката
И в драгоценностях похитил два агата, —
Защиту верную от горьких чар раздумья,

А камни взял для вас, для вас, о дорогая,
Надев на палец, свойство его зная,
Лишь хризолит, лечащий от безумья.

Влюбленная луна спустила плащ лазурный
На задремавший сад с жемчужного плеча.
В массивы зелени вплелся трельяж ажурный,
Бассейна светлого расстелена парча.

Вдали стоит дворец, горящий в лампионах,
И опрокинулся в бассейн его фасад.
Там женщины скользят в шуршащих капюшонах,
Загадкою шелков тревожа тихий сад.

В беседке вычурной целует Коломбину
В нее без памяти влюбленный Арлекин,
Раскрылось домино и падает на спину
Змеисто рыжих кос тяжелый балдахин.

Весь сад заворожен сантиментальной сказкой,
Но вздрогнул вдруг трельяж тревожно и остро, —
В условности белил и с искаженной маской
Там вырос силуэт безумного Пьеро.

В песке я сделал начертанья
И знаки тайные сомкнул,
Чтоб сохранить воспоминанье
О месте том, где я заснул.

Я в серой туче сделал меты
И расцветил ее опал,
Чтоб в небе сохранить приметы
О месте том, где я мечтал.

Из лиры, в снах души высокой,
Я тесный гробик грезе сбил,
Чтоб сохранить в нем бред далекий
О месте том, где я любил.

Но все здесь зыбко и непрочно…
Вихрь тучу вдаль умчал мою,
Песок смело волной полночной
И я давно уж не люблю.

Седой мороз в плену нас держит по квартирам.
Он дышит в окна зачарованной струей
И злым тюремщиком, но тонким ювелиром
Замерзшего стекла расчерчивает слой.
Цветы из белых искр и пальмы из алмазов
Сверкают и горят в негреющих лучах…
Не странно-ль, что мороз в сияющих экстазах
Тоскует по весне в тропических лесах?

Заложники зимы, у печек раскаленных
Мы вечером сидим и греем пальцы рук,
А разжиревший кот скучающий и сонный
Улегся на полу в лучисто алый круг.
Рубинные мосты, коралловые нити,
Гранитные дворцы, колонны, гребни скал…
Не странно-ль, что огонь тоскует о граните
О том, кто власть его и силу не признал?