Александра Паркау - Огонь неугасимый

Жуткая, гибкая, странно красивая,
С темного, мрачного дна,
В ночь полнозвездную, в ночь молчаливую
Я выплываю, как пена стыдливая,
Смутных желаний полна.

Там на песке, так таинственно блещущем,
Ясен мой тонкий овал,
Хвост изумрудный изгибом трепещущим
Искрится влагой волны тихо плещущей,
Бьется о выступы скал.

Пальцы покрыты перстнями жемчужными,
Жемчуг на кистях руки,
Кольцами кудри блестят полукружными,
Робким дрожаньем, толчками ненужными
Землю скребут плавники.

С жаркой мольбой я к песку каменистому
Грудью прильну на песке,
Очи людские, печально лучистые,
Очи тоскливые, яркие, чистые
Светят слезами во мгле.

Плачу, мечусь я, холодная, гибкая,
В кружеве тины морской,
Руки сплетаю, как поросли зыбкие,
Медные кудри на взмории липкие
Рву с безграничной тоской.

Небо прекрасное, небо стоокое,
Ночь полнозвездная ночь!
Кто утишит мое горе жестокое,
Всем непонятное, страшно далекое,
Кто мне захочет помочь?

В море безбрежном из пены сотканная,
Сказка лазурной волны,
Как родилась я, безумная, странная,
Женщина — рыба, живая, обманная,
Знают лишь волны да сны.

Как родилась я, в воде отраженная
Светлым девичьим лицом,
С мыслью тоскующей, снам обреченная,
Страстная, кроткая, вечно влюбленная,
С рыбьим зеленым хвостом?

Как родилась я, как жить не устала я,
Как еще зыблется грудь?
Сердцем любила, томилась, страдала я,
Телом бездушным волнений не знала я,
Кто мне укажет мой путь?

Жуткая, гибкая, странно холодная,
Призрак в ночи наяву,
Рыба — горю я любовью бесплодною,
Женщина — гибну над скатертью водною.
Кто я? Зачем я живу?

Дни весны докатились до мая,
Но утешат, ли жажду мою?
Я любовь одного принимаю
И другому ее отдаю.

А другой, он не ждет и не просит,
И не хочет мне душу отдать…
Легкий ветер пушинки разносит —
Зацветающих трав благодать.

Для другой он сжигает украдкой
Яркий факел надежд и тревог…
Плакал Гейне над этой загадкой,
Но разгадки найти не помог.

Лазурные глаза — их деды воспевали,
В них ласковый привет небесной вышины,
В них белых ангелов бесплотные печали,
Задумчивых мадонн картинные вуали,
Далеких лебедей заоблачные сны.

Зеленые глаза — мечта и бред поэта,
Игра морской волны, туман немых глубин,
На тонких стеблях трав луч солнечного света,
Проснувшихся сирен загадочность привета
И отблеск чешуи змеиных гибких спин.

И черные глаза — граница снов и ада,
И ночь, и темнота, и бархат старых ряс
На службе похорон зажженная лампада,
Открытое окно в ночную бездну сада,
Клубящихся страстей таинственный экстаз.

Лишь карие глаза не привлекли вниманья, —
Янтарные глаза бесчисленных зверей,
Глаза, сверкнувшие в улыбке мирозданья,
Где жжет пожар веков безбрежное сиянье,
Бездумные глаза античных дикарей…

Соломки желтые в них солнце зажигает,
Желанья их просты, как древних эр заря,
В них блеклый лист шуршит, степной ковыль играет,
И счастлив тот, чей взор созвездья отражает
И видит мир сквозь призму янтаря.

Сумерки, сумерки, зимние стелятся,
Рамы оконной светлей переплет.
В темных углах чьи то тени шевелятся…
Тише… Он скоро придет.

Глажу дивана подушки хрустящие,
Кутаюсь зябко в узорный платок,
Стелятся сумерки, скорбью томящие…
Кто задержать его мог?

Страшно в мечтах заповедных извериться…
Пробило восемь. Сомненье растет.
Сумерки, сумерки зимние, стелятся…
Кончено… Он не придет!

Мы стояли в темном вестибюле,
Холодели в рамах зеркала
И белели в сумеречном тюле
В арке двери отблески стекла.

Парой светских фраз мы обменялись,
Голос твой был ровен и далек,
Но во тьме глаза твои смеялись
И дрожал в них желтый огонек.

Мы с поклоном чопорным расстались,
Ничего ты больше не сказал…
Отчего-ж глаза твои смеялись
В вестибюле у немых зеркал?

В двух тонких рюмочках налито кюрасо,
Над нежной люстрой из живых кристаллов
Сияний радужных колеблется серсо
И в плаче скрипки слышен звон бокалов.