Лев Кобылинский - Стихотворения

Ты белые крылья сплела со струнами,
как стройная арфа, ты сердцу сестра,
но с белыми ты уплываешь волнами,
свой плач проливая на угли костра.

А я, перед Ангелом белым склоненный,
как прежде, безумный, безумье люблю,
и даже, молясь на тебя, опаленный,
я тихие крылья твои опалю!

Веска зовет. Высоко птица
звенит оттаявшим крылом,
и солнце в окна к нам стучится
своим играющим перстом.

Улыбки неба скорбь природы,
но эта скорбь светло-легка,
и сладко плачут облака
и, плача, водят хороводы.

И звезды, теплые, как слезы,
дрожат и, падая, поют,
цветы, приникнув к стеклам, пьют
давно обещанные грозы.

Как нежен трепет полутеней,
как их задумчивость тиха,
а крик безумный петуха
звучит, как благовест весенний.

И все под ропот исступленный
пробуждено, озарено,
одеты первые балконы,
раскрыто первое окно.

Лучи склоняются дугой,
гром прогремит и затихает,
и даже снег благоухает
и камень дышит под ногой.

Лишь Ты по-прежнему спокойна,
лишь Ты, как Божие дитя,
не радуясь и не грустя,
глядишь на шум весны нестройной.

В своем готическом окне
лишь миг ее дыханьем дышишь,
чуть улыбаешься Весне,
и уж не видишь и не слышишь…

И весь я строже и печальней.
и внемлет сердце, не дыша,
как со звездою самой дальней
твоя беседует душа.

Она умерла оттого, что закат был безумно красив,
что мертвый пожар опрокинул в себе неподвижный залив,
и был так причудливо-странен вечерних огней перелив.

Как крылья у тонущей чайки, два белых, два хрупких весла
закатом зажженная влага все дальше несла и несла,
ладьей окрыленной, к закату покорно душа поплыла.

И бабочкой белой порхнула, сгорая в воздушном огне,
и детства забытого радость пригрезилась ей в полусне,
И Ангел знакомый пронесся и вновь утонул в вышине.

И долго смотрела, как в небе горела высокая даль.
и стало ей весел уплывших так странно и жаль и не жаль,
и счастье ей сердце томило, ей сердце ласкала печаль.

В закате душа потонула, но взор преклонила к волне,
как пепел, ее отраженье застыло, заснуло на дне,
и, тихо ему улыбнувшись, сгорела в воздушном огне.

И плыли все дальше, качаясь, два белых, два хрупких весла,
и розовый пепел, бледнея, в кошницу Заря собрала,
закат был красив, и безбольно она, все простив, умерла…
Не плачь! Пусть слеза не встревожит зеркальную цельность стекла!..

Она с рожденья пряла,
так свыше суждено,
и пело и плясало
ее веретено.
  Вот солнце засияло
  к ней в узкое окно,
  и пело и плясало
  ее веретено.
Прядет, прядет без срока,
хоть золотую нить
с лучом звезды далекой
рука могла бы свить.
  Но пробил час, вот слышит
  веселый стук копыт,
  и нить рука колышет.
  и сердце чуть дрожит.
Вскочила, оробелый
в окно бросает взор,
пред нею Рыцарь Белый
летит во весь опор.
  Все видит: щит, облитый
  лучами чистых звезд.
  и на груди нашитый
  широкий, красный крест:
В нем все так несказанно,
над шлемом два крыла…
и нить свою нежданно
рука оборвала.
  Нить гаснет золотая,
  как тонкий луч небес,
  и милый образ, тая,
  быстрее сна исчез.
Кто нить больную свяжет,
как снова ей блеснуть,
и сердцу кто расскажет,
куда он держит путь?
  И день и ночь на страже
  над нею Смерть, давно
  ее не вьется пряжа.
  молчит веретено.
— «Приди же, Смерть, у прялки
смени меня, смени!..
О. как ничтожно жалки
мои пустые дни!..
  Вы, Ангелы, шепните,
  как там соединить
  две золотые нити
  в одну живую нить!..
Я в первый раз бросаю
высокий терем мой,
и сердце рвется к Раю,
и очи полны тьмой!..
  Вот поступью несмелой
  к волнам сбегаю я.
  где, словно лебедь белый,
  качается ладья.
И к ней на грудь в молчанье
я, как дитя, прильну
и под ее качанье
безропотно усну!»

Рыцарь, я тебе не верю!
Пламень сердца скрыт бронею,
и твоей перчатки страшно
мне холодное пожатье.

Страшен мне твой крест железный —
рукоять меча стального,
речь сквозь черное забрало…
Я тебе не верю, Рыцарь!