Федерико Лорка - Стихи

IV

КАСЫДА О ПРОСТЕРТОЙ ЖЕНЩИНЕ

Видеть тебя нагой - это вспомнить землю. Ровную землю, где ни следа подковы. Землю без зелени, голую суть земную, замкнутую для времени: грань алмаза.

Видеть тебя нагою - постигнуть жажду ливня, который плачет о хрупкой плоти, и ощутить, как море дрожит и молит, чтобы звезда скатилась в его морщины.

Кровь запоет по спальням, и станет эхом, и тишину расколет клинком зарницы но не тебе дознаться, в каких потемках спрячется сердце жабы и сон фиалки.

Бедра твои - как корни в борьбе упругой, губы твои - как зори без горизонтов. Скрытые в теплых розах твоей постели, мертвые рты кричат, дожидаясь часа.

V

КАСЫДА О БЕЗДОМНОМ СНЕ

Жасмин и бык заколотый. Светает. Булыжник. Арфа. Карта. Полудрема. Быком жасмина девушка рядится, а бык - исчадьем сумрака и рева.

Будь это небо маленьким ребенком, полночи бы жасмином расцветало и бык нашел бы синюю арену с неуязвимым сердцем у портала.

Но это небо - стойбище слоновье, жасмин - вода, но тронутая кровью, а девушка - ночной букет забытый, у подворотни брошенный на плиты.

Жасмин и бык. И люди между ними в пустотах сна подобны сталактитам. Слоны и облака сквозят в жасмине, и девичий скелет - в быке убитом.

VI

КАСЫДА О НЕДОСЯГАЕМОЙ РУКЕ

Я прошу всего только руку, если можно, раненую руку. Я прошу всего только руку, пусть не знать ни сна мне, ни могилы.

Только б алебастровый тот ирис, горлицу, прикованную к сердцу, ту сиделку, что луну слепую в ночь мою последнюю не впустит.

Я прошу одну эту руку, что меня обмоет и обрядит. Я прошу одну эту руку, белое крыло моей смерти.

Все иное в мире - проходит. Млечный след и отсвет безымянный. Все - иное; только ветер плачет о последней стае листопада.

VII

КАСЫДА О РОЗЕ

Роза, уже становясь неземною, искала не утренний проблеск искала иное.

Не жаждала света, ни тьмы не просила, ни зноя рубеж полусна-полуяви, искала иное.

Роза, застыв под луною, на небе искала не розу искала иное.

VIII

КАСЫДА О ЗОЛОТОЙ ДЕВУШКЕ

В воде она застыла и тело золотое затон позолотило.

Лягушками и тиной пугало дно речное. Пел воздух соловьиный и бредил белизною. Ночь таяла в тумане, серебряном и светлом, за голыми холмами под сумеречным ветром.

А девушка вздыхала, над заводью белея, и заводь полыхала.

Заря горела ясно, гоня стада коровьи, и, мертвая, угасла с венками в изголовье. И соловьи рыдали с горящими крылами, а девушка в печали расплескивала пламя.

И тело золотое застыло цаплей белой над золотой водою.

IX

КАСЫДА О СМУТНЫХ ГОРЛИЦАХ

Две горлицы в листьях лавра печалились надо мною. Одна из них была солнцем, другая была луною. Спросил я луну: Сестрица, где тело мое зарыли? Над сердцем моим, - сказала, а солнце раскрыло крылья. И я вдалеке увидел, по пояс в земле шагая, две снежных орлицы взмыли, п девушка шла нагая. Спросил я у них: Сестрицы, где тело мое зарыли? Над сердцем, - луна сказала, а солнце сложило крылья. И я двух нагих голубок увидел в тени орлиной и были одна другою, и не было ни единой. """"""""

Федерико Гарсиа Лорка

Стихи разных лет ЭТО - ПРОЛОГ

В этой книге всю душу я хотел бы оставить. Эта книга со мною на пейзажи смотрела и святые часы прожила.

Как больно за книги! Нам дают они в руки и розы, и звезды, и медленно сами уходят.

Как томительно видеть те страданья и муки, которыми сердце свой алтарь украшает!

Видеть призраки жизней, что проходят - и тают, обнаженное сердце на бескрылом Пегасе;

видеть жизнь, видеть смерть, видеть синтез вселенной: встречаясь в пространстве, сливаются вместе они.

Стихотворная книга это мертвая осень; стихи - это черные листья на белой земле,

а читающий голос дуновение ветра: он стихи погружает в грудь людей, как в пространство.

Поэт - это дерево с плодами печали: оно плачет над тем, что любит, а листья увяли.

Поэт - это медиум природы и жизни, их величие он раскрывает при помощи слов.

Поэт понимает все, что непонятно, и ненависть противоречий называет он дружбой.

Он знает: все тропы равно невозможны, и поэтому ночью по ним он спокойно идет.

По книгам стихов, среди роз кровавых, печально проходят извечные караваны;

они родили поэта, и он вечерами плачет, окруженный созданьями собственных вымыслов.

Поэзия - горечь, мед небесный, - он брызжет из невидимых ульев, где трудятся души.

Она - невозможность, что внезапно возможна. Это арфа, но струны пламена и сердца.

Она - жизнь, по которой мы проходим с тоскою, надеясь, что кормчий без руля проведет наш корабль.