Павел Лукницкий - Памир без легенд (рассказы и повести)

-- Что же вы, передумали?

-- Да, вот с ними остался, нехорошо стало. Решил ночевать с вами. А только думаю, не к добру это...

-- Что не к добру?

-- Да чего говорить... Кончат нас этой ночью! Думаю только--лучше подыхать с вами, чем одному.

На сей раз напустился на старика я, долго его успокаивал и отчитывал, уверяя, что опасения его--чушь, ерунда. Откровенно скажу: я лгал, потому что сам не был уверен в благополучии наступающей ночи. Я только ничем не выдавал своего беспокойства.

Темнота нахлынула вместе с холодом. Я с Юдиным обошел всю зимовку; мы учли все мелочи на случай опасности. В земле были громадные бутылкообразные, узкогорлые зерновые ямы. Их мы запомнили тоже. Вынырнув из темноты, перед верандой возникла группа всадников. Это -- старик, уехавший за едой, вернулся с неизвестными нам киргизами, с громадной кошмой, бурдюками айрана и кумыса, с целой тушей мяса, с ворохом арчовых ветвей. Все это развьючивалось в темноте и складывалось на веранду. Арча затрещала на очаге, залила красным отблеском лица, еще более сгустила непроницаемый мрак. Веранда показалась мне крошечным ярким островком в беспредельных пространствах тьмы.

Тени прыгали за языками огня. Ночь началась. Сколько киргизов было с нами--я не знаю. Кто они были--тоже не знаю.

Знаю только: кто вскипятил в кумгане чай и почтительно наливал его в пиалы мне и Юдину, не был Юдину незнаком, хотя и прикинулся, что видит его впервые в своей кочевой жизни. Юдин отлично запомнил его лицо,--он вязал Юдину руки, когда банда грабила наш караван. Впрочем, внешне сейчас все обстояло отлично. На разостланной кошме в два ряда сидели киргизы. Громадная деревянная чашка айрана по очереди обходила всех, и Юдину первому поднесли ее, как подносят гостю. Юдин выпил три чашки подряд; думаю, это равнялось полуведру. Я выпил одну, потому что с вожделением глядел на варящееся мясо. Мы изголодались, и после айрана Юдин тут же, на кошме, растянувшись, заснул. Даже всхрапывал. Я энергично его расталкивал, но он не проснулся. А угощение пошло одно за другим. И кипящие в сале пирожки-- баурсаки; и шурпа -- жирный бараний суп, и бэшбармак, "пять пальцеNo варенная в жиру баранина, да сало с печенкой, да алайский кумыс--яства изумительные не только потому, что я за трое суток изголодался. Наши спутники оказались великими мастерами поварского искусства и большими

обжорами. Прыгало пламя по лицам; словно агатовая тяжелокаменная стена, стояла перед верандою ночь; чавкали и жевали рты, отсветы пламени играли в сале, текущем по губам и рукам едоков; лохматые шапки сдвигались над деревянными блюдами и котлами. Я уже давно изнемог от пресыщения и только наблюдал за этим беснованием урчащих, на глазах у меня разбухающих животов, а люди вокруг меня все ели, ели, рыгали, чавкали, чмокали. Зауэрман, прижавшийся к стенке, бегая тревожными глазами и, бедняга, вовсе не притрагивался, к еде. Никто не разговаривал. До разговоров ли было? О, я хорошо поел в эту ночь!

Я думаю, неспроста закатил Закирбай такое пиршество в одинокой зимовке. Думаю, хотел умаслить Юдина и меня, перед тем как передать нас кызыласкерам.

2

Ночь после этого пиршества была бредовая. Дул ледяной ветер. Кошма лежала под нами, нам нечем было укрыться. Я коченел и всерьез боялся замерзнуть. Я не слышал журчания ручья, он покрылся коркой льда. Температура была на несколько градусов ниже нуля. Под головой у меня не было ничего. Я подкладывал под голову руки и дышал на пальцы, но они все-таки не сгибались.

Юдин, проснувшись, лежал, приоткрыв глаза. Тахтарбай улегся вплотную ко мне в тулупе, надетом на голое тело. Он стонал, кряхтел, расцарапывал свою чесотку, переваливался с боку на бок, что-то отчаянно бормотал, внезапно вскакивал с экающим вскриком, дико озирался, ложился опять. Зауэрман лежал, содрогаясь крупной дрожью; он уже ничего не смел говорить после того, как признался нам, что топор, которым киргизы рубили мясо, он спрятал себе под бекешу, и мы разозлились на старика, велели ему тотчас же положить топор на прежнее место. В самом деле, что подумали бы эти бандиты, хватившись топора, не найдя его на месте и обнаружив его у нас? Польза от владения таким "оружием" была бы для нас сомнительна.

Басмачи спали внизу, под верандой, и еще где-то. Спали не все--то здесь, то там слышались голоса. Закирбай лежал на веранде, вставал, уходил в ночь, возвращался, ходил по веранде из угла в угол, останавливался, прислушивался... Тело мое чесалось. Я боялся заразиться Тахтарбаевой чесоткой. Я до одури хотел спать, я ослаб от холода и бессонницы, но заснуть не мог; мысли путались. Ночь была бесконечна, все чувства мои притупились, и я заставлял себя шевелиться и ворочаться с боку на бок, потому что холод сковывал меня сладкой и страшной апатией. Кажется, у меня были галлюцинации. Смутные бредовые видения той ночи до сих пор вспоминаются мне. Думается, если б я заснул в ту странную ночь, утром меня нашли бы замерзшим.