Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

Снег, обжигающий сердца людские.

По прихоти природы, в грубой ткани 732

Сокрыта от обманов и измен

Девичья прелесть, чтоб соблазн и тлен

Не смели помышлять о юном стане.

И все ж не скрыть монашеской сутане

Сиянья взора вашего; блажен,

Кто был им поражен и, сдавшись в плен,

Находит сладость в нанесенной ране.

А тот, кто тщился сохранить покой,

Увидев вас, потом поймет с испугом,

Что невозможно справиться с тоской,

И, гибельным поверженный недугом,

Почтет за честь, чтоб красоте такой

Амур победу отдал по заслугам.

Так поражает облик Ваш, Кибела,

Так ярко впечатленье чистоты,

Что Ваши лучезарные черты

Сама Природа перенять хотела.

Кто видел, как уверенно и смело

Несете Вы величье красоты,

Был удручен сознанием тщеты:

Любовь от Вас защиты не имела.

Чтоб избежать необоримых сил,

Я разум этой мысли подчинил,

Но чувство ей противиться пыталось.

И право, если дерзость в этом есть,

Придумайте еще другую месть

Для жизни той, что мне прожить осталось.

Наяды, обитательницы вод,

Поящих землю свежестью прохладной,

Вы видите, как праздный, безотрадный

Другой поток из глаз моих течет.

Дриады, страшен ваших стрел полет,

Они сверкнут — и пал олень громадный,

Вы видели глаза, чей беспощадный

Единый взгляд в сердца позором бьет.

Хотите видеть слезы горькой муки?

Оставьте ваши воды, ваши луки,

Идите, нимфы милые, сюда.

Здесь тусклы дни, и ночи здесь бессонны,

Но стрелы есть в глазах разящих доны,

В моих глазах — прозрачная вода.

Щегол влюбленный, нежный и беспечный,

Едва пригладив клювом пух, без нот

На ветке зеленеющей поет

Все тот же стих, бессвязный, бесконечный.

Тем временем стрелок в тростник заречный

Уходит крадучись. Таясь, как крот,

Он целится и в тьме стигийских вод

Певцу любви покой готовит вечный.

Так, жизнью наслаждавшийся дотоле,

Задет я в сердце был твоей стрелой,

Когда ловца отнюдь не опасался.

Чтоб невзначай застичь меня на воле,

Подстерегая, лучник роковой

В твоих зеницах пламенных скрывался.

О Низе, в горы не спеши со стадом,

Не то дождешься мести Купидона,

Тебя он ищет, гневом распаленный

И яростью безжалостной объятый.

Колчан заветный, полный стрел когда-то,

Тобою он нашел опустошенным,

И грудь твою кинжалом раскаленным

Готов пронзить, не ведая пощады.

Сокройся! Обмани судьбу лихую.

Крылатый бог, отвергнув состраданье,

Уж над тобою длань заносит злую.

Но, ах! К чему мои увещеванья?

Ведь красоту волшебную, благую

Кинжалы одолеть не в состоянье.

В очах, в осанке — сладостный покой

(В земной юдоли — беглый отблеск рая).

Под золотом и снегом — розы мая,

Среди рубинов — жемчуг, смех живой.

Изящество в союзе с простотой,

Суждений ясность, искренность прямая, —

Искусство, как природа всеблагая,

Все наделить умеет красотой.

И жизнь, и смерть — все в мире вам открыто,

Все в вашей тонкой, тихой речи слито,

Вы посрамили ею дев и жен.

И в ней оружье ваше, ваша сила.

Но пусть любовь несчастного сразила, —

Я славы побежденных не лишен.

Печальный взгляд, исполненный участья,

Улыбки кротость, ласковой и честной,

Движений строгость, мягких и прелестных,

Привычка к жизни горестной ненастьям.

Отвага сердца, стойкого в несчастьях,

Души величье, чистотой известной,

Безмерная готовность к муке крестной,

К судьбы ударам гордое бесстрастье, —

Застенчивость и склонность к всепрощенью,

Лик — выраженье ясного покоя, —

Все это сладкий яд моей Цирцеи.

Вовеки не найти мне исцеленья.

Пленен мой дух небесною красою,

Пред коей я давно благоговею.

Сеньора, в чем причина Ваших чар?

Блеск этих кос, что сердце мне пленили,

Рожден в какой золотоносной жиле,

С какого прииска привезен в дар?

Зажечь во взгляде солнечный пожар,

Стать первой в знатности, уме и силе

Помог Вам промысел небесный или

Медеи заколдованный отвар?

Из раковин каких добыть смогли Вы

Сиянье этой россыпи жемчужной,

Чтобы улыбки рассветить свои?

Сеньора, знайте: раз Вы так красивы,

Вам помнить о судьбе Нарцисса нужно

И обходить озера и ручьи.

Природа, в колдовском смешав сосуде