Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

И вдруг увидев блеск его кинжала —

Как человек, который стал сильней

Самой души страдающей своей,

Его сжимая, так она сказала:

— Клинок бесценный! Если был ты мне

Оставлен, чтобы сталь мне отомстила

За ту ошибку, что свершил мой друг,

Так знай, и ты обманут: мне вполне

Одной моей печали бы хватило,

Чтоб я навек избавилась от мук.

Тщеславность ум Летеи помутила. 739

Как повествует миру быль одна,

Своею красотой ослеплена,

Она хвалилась, что богинь затмила.

Тогда богов судилище решило,

Что столь необычайная вина

Немедля быть наказанной должна,

Как дерзкая хвастунья заслужила.

Но кары той не мог перенести

Олен, к Летее страстью пламенея.

Погибнуть, но прекрасную спасти —

Вот какова была его затея.

И, чтоб любовь от смерти увести,

Он камнем стал, а с ним — его Летея.

Огнем ведомый против волн и шквала, 740

К возлюбленной Леандр отважно плыл.

Уж ни дыханья не было, ни сил,

Но каждый миг Любовь их обновляла.

И видел он: одной отваги — мало,

А боги не пошлют незримых крыл.

Сказать не в силах, мыслью он просил,

Чтоб море в эту ночь ему внимало.

О море! — так он мысленно взывал —

Пускай меня потопит лютый шквал,

Но Геро защити своею властью.

От этой башни труп мой унеси!

Мне отомсти, одну ее спаси,

Коль моему завидуешь ты счастью!

Мой страдный путь надежда вдохновляет,

Я ей живу, от бурь земных хранимый,

Сомнений череду невыносимых

Она порой от сердца отгоняет.

Но злая мука душу угнетает,

Я вижу, как признание любимой

Не я, высокой страстию томимый,

А дерзкий мой соперник обретает.

Опутан дух израненный сетями.

А сердце милой, как угрюмый камень,

Молчит пред робкой нежности словами.

О, если б мог любви могучий пламень

Согреть его упорными мольбами

И жарким оживить его дыханьем!

Кто знал меня, уверены, что вскоре,

Раздавлен скорбью, я с ума сойду:

Он болен, шепчут, ходит как в бреду,

Забыл друзей, растерян в разговоре.

Вздор! Пусть я сник, пускай с тоской во взоре,

Согбен от мук, я по земле бреду,

Я выше тех, кто не познал беду:

Ничто не возвышает так, как горе.

Другие за сокровища и честь

Пусть бьются против ветра и огня,

Перевернув вверх дном моря и сушу.

Я нищ и слаб, но счастлив тем, что есть,

А есть одно богатство у меня —

Ваш образ, согревающий мне душу.

Твоих сетей, Амур, я опасаюсь,

Но луком ты клянешься позлащенным,

Что счастье дашь душе моей влюбленной,

И я тебе невольно доверяюсь.

И за тобою, как впотьмах, скитаюсь,

На грудь твою, любовью ослепленный,

Я руку возлагаю обреченно

И сам в твою ловушку устремляюсь.

Стал твой обман для сердца утешеньем,

И боле я любовь не проклинаю,

А возношу тебе благодаренье.

Тебе я сердце робкое вручаю.

Спеши, слепящий лучник, в нетерпенье

Я грудь свою под стрелы подставляю.

Амур, никак тебя я не пойму:

Ведь прежде, чем войти в твои чертоги,

Я долго шел по гибельной дороге,

Проклятья множа твоему ярму.

Я опыту вверялся и уму,

Считал, что знаю, сколь уловки многи

Коварные твои, — и вот, в итоге,

Служу теперь тебе лишь одному.

Тебе мое приютом сердце было,

Где ты незримо коротал года,

До времени твоя дремала сила —

И для меня открылся ты, когда

С особою тоскою наступило

Чередованье скорби и стыда.

Я понимал, сеньора, несомненно,

Что с каждым днем дорога к Вам длинней,

Что я себя теряю тем верней,

Чем медленнее гоните из плена.

Теряю все, что для меня бесценно:

Вы на другого смотрите нежней.

Хранил я в тайне дар любви моей,

Зато измена Ваша откровенна.

Я все Вам отдал — душу, сердце, ум.

Не знал я, что любовь моя — лишь бремя,

А сердце Ваше пылкое — гранит.

Теперь брожу во мраке горьких дум…

Вы вспомните меня — настанет время,

И Вас стрелой раскаянье пронзит!

Наяду — ту, чей образ сердцу люб, —

Я дремлющей застал в объятьях фавна;

Он сладостную дань взымал исправно,

На горе мне, с ее прекрасных губ;

И я спросил Венеру: почему б

Не запретить красотке своенравной

Беспутствовать столь дерзостно и явно,

Да с тем еще, кто так блудлив и груб.

Неужто впрямь забыта добродетель,

А стыд исчез, неужто, о богиня,

Так легок и изменчив норов твой,