Вера Меркурьева - Тщета - Собрание стихотворений

Ни там, ни здесь. И вновь по пыльным улицам,
По долгим тем путям земной усталости
Идет она – чужой страны безумица,
По белу свету темная скиталица.

Чуткий враг, угадывающий
ряженых в каждой норке,
зоркий бес, подглядывающий
в сердца скважины, в песни створки –
кто вам показал в колдовской кристалл
преломление никогда не бывшего, вечно сущего,
приближение – удаление Мимоидущего?

Ах, не враг, не бес,
не маг-творец фокусов-чудес,
но в одной купели смоляной
крещены мы,
но мы песни наши пели, палимы
одной огневой рекой,
одной вековой тоской иссушимы.

Оттого легко вам в моих глазах
увидать смертный грех, древний страх,
тех подземных рек огни –
что и вам-то спать не дают они
отблеском багровым в тяжких век тени
исчерна-лиловой.

Знаете ль вы, чаятель благ, скользкий бес,
как земной прах любит глубь небес?
как дышащих мглами
влечет следить обожженными глазами
полет Белокрылых –
зная, о зная, что никогда им
не ошибиться, не опуститься на могилах –
и прощать им, любить их –
заклятьем забытых –
за то, что они так белоснежно-безучастны,
так непонятно беспощадно-прекрасны.

И еще одно известно вам:
как тесно здесь и там
смыкаются похожие створки темнокожие
«я – не я – тоже я»,
узнавая в чужой сколотине –
свои о ттени,
отвечая знакомым уголькам горящим –
звенящим льдинок изломом;
как в чужой отчизне, на тризне чужих поминок
расстриженный инок и вставшая мумия
меняются отравным злаком,
прощаются уставным знаком изъятия –
разного безумия рабы –
но исчадия одной роковой судьбы,
одного проклятия.

И вы любили на широком
Просторе вольных рифм моих.
А. Блок
Да, нам любовь цвела и пела
На вольной воле Блока рифм.
Искали мы с Андреем Белым
Мудреной рифмы логарифм.
Мы за Ахматовой метались,
От душной страсти без ума.
Для Кузмина мы наряжались
И в маркизет и в гро-дама.
Мы отдыхали на Бальмонте —
Лесной поляне трав и мха.
И нами в Брюсове-архонте
Не узнан Каторжник стиха.
Нас Вячеслав Великолепный
И причащал… и посвящал…
Для нас он мир в эдем вертепный —
В обоих смыслах — обращал.
Где изнывала, токи крови
Лия, стенающая тварь –
Он воздвигал и славословил
Свой торжествующий алтарь.
Кровь Сатаны храня в Граале,
Христа в Ди о ниса рядил,
И там, где, корчась, умирали,
Благословлял — и уходил.

Ночной туман встает, клубится,
И круг магической луны,
Едва виднеясь, серебрится
Сквозь неба мутной пелены.
Снег почернелый мягко тает,
Ноге послушно уступает,
Хрустит обманчивым ледком.
За незажженным фонарем
Возница дряхлый мирно дремлет.
Всё тихо. Редко ухо внемлет –
Пройдет усталый пешеход
Да взлает пес из-за ворот.

Гляжу – в душе осиротелой
Встает забытая печаль —
Как тайный зов мечты несмелой
В недосягаемую даль.
Как древоточец стены гложет,
Воспоминание тревожит
Неумолимой чередой
Души покинутой покой.
Где ты, прекрасная? Как прежде,
К любви невольнику сойди,
Зажги бывалый огнь в груди,
Дай крылья легкие надежде,
И на чужбине мрак пути
Лучом волшебным озлати.

Двойных небес единая Селена –
Душа миров к мирам души слепа.
Но разоймет ее вериги плена
Двуострый рог единого серпа –
Воспоминанья упованьем смена –
Двойной удар единого цепа,
Кому вода и снег – хоть по колено –
Зерно и колос одного снопа.
И ты, уснувший вещим сном возничий –
Личина, лик двуличий и величий,
Ты, вечности хребта отпавший пик,
На колеснице рухнувшей Патрокла,
Зане праматерь-Гея вся измокла,
Влеки меня ко мне – как мой двойник.

И улица пустая,
Неверная луна,
И вся я неживая,
Как иней холодна.

Снег тает, леденея –
Моей печали роль.
Ах, боли нет больнее –
Пустого места боль.

Там кто-то страшен, сонный.
Шатнусь – шатнется в тень.
Хоть в пламя, страшный, сонный,
Хоть в воду сердце день.

И не хочу я верить,
Не верить не хочу –
Обманному у двери
Фонарному лучу.