Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

— Старик, сдавайся! Я — с Магнитки! —
О, не забыл, наверно, Крупп
Стальных, магнитогорских круп,
Которые приправой были,
Когда фашистов били!
Свое победное «Ура!»
Ты слышала, Магнит-гора.
Так стой во тьме степных ночей

Непобедимой сталью тыла,
Вся улица твоих печей
Работает во славу мира!

Жил я у Марьи Ниловны
В маленькой комнатушке.
Окон в ней вовсе не было,
А я распевал частушки.

Не в том была моя трудность,
Что двести платил целковых.
А в том была моя трудность —
Два сына у ней бестолковых.

Два недоросля, два ужасных,
Толкавшихся средь москвичей,
Два обладателя ясных,
Бессмысленно-ясных очей.

Они ко мне шли за книгами,
Страницы листали, читали,
Ногами с дивана дрыгали,
Над строчками хохотали.

Фета читали, как Зощенко,
Тютчева, как Аверченко.
Потом заключали: — А в общем-то
Интересней послушать Лещенко!

Они молоко накрывали
Поэтами всех веков.
Под патефон напевали
Бессмысленный дуэт дураков.

Милая, сладкая каторга слова,
Ты обязательней календаря.
Ты превращаешь меня в зверолова,
В дальневосточного краболова,
В калининградского рыбаря.

Ты догоняешь меня в самолете,
В тучах, где молнии нянчит гроза,
Или в каком-нибудь ржавом болоте
Возле кочкарника, на повороте,
Словно лягушка таращишь глаза.

Ты меня мучаешь денно и нощно,
В гусли, в гудки мне гудишь:
          — Гражданин!

Ну, потрудись-ка часок неурочно, —
И заключаешь меня одиночно
В свой Петропавловский равелин.

Водишь азартно меня по базару:
— Кушай антоновку! Кушай апорт! —
В рыночной, тысячеустой Рязани
Я, как легенда, как быль и сказанье,
В шумном народе локтями затерт.

Мучай и радуй меня, мое слово,
И, как стрельца, вдохновеньем казни.
И превращай меня то в зверолова,
То в сталевара, а то в часового,
Зорко глядящего из-под брони!

Что ты, шмель, все гудишь, все гудишь
И мохнатыми лапами шаришь?
Ты кому это так грубишь?
И какому соцветью мешаешь?

Приумолкни! Послушай, как в грунт
Лезет гроб, задевая коренья.
О, навеки умолкшая грудь,
Не рассчитывай на вызволенье.

Первый раз тебя так, поэт,
Горечь горя за горло хватает.
Самой лучшей из женщин — нет,
Самой, самой святой — не хватает!

Ни одна мне не скажет:
           — Сынок! —
Ни одна не заплачет при встрече.
Я стою — одинок, одинок,
Горе горькое давит на плечи.

Давит, душит, как черная рысь,
Непролазными чащами водит.
Кто-то юн, кто-то тянется ввысь,
А кому-то итоги подводят.

Навсегда затворились уста,
Плачут иволги в сотни жалеек.
Вся природа кричит:
           — Сирота!
Подойди, мы тебя пожалеем,

Вам печали моей не унять
Ни огнем, ни вином, ни гулянкой.
Мать-земля! Береги мою мать,
Ты теперь ее главная нянька!

О смерти не хотела слышать!
О, как она хотела жить!
— А полотенце надо вышить!
— А кур-то надо покормить!

— Отец! А крыша-то худая,
Ей нужен кровельщик скорей! —
Мать русская! Ты, и страдая,
Не гасишь света и лучей.

В иную уходя обитель,
Где все молчит и все во мгле,
Ты все ведешь себя, как житель,
Который ходит по земле!

Я сегодня утром вылез
Из глухого куреня.
Все на свете сговорились
Останавливать меня!

Останавливают люди,
Просят: — Выслушай, утешь! —
Огурцы кричат на блюде:
— Брось ты их, садись и ешь!

Преградила путь крапива
У высокого плетня.
Что крапива — в кружке пиво:
— Стой, — кричит, — и пей меня!

Останавливают ветви,
Останавливают дети,
Реки, быстрые броды,
Яблони меня цепляют,
Откровенно зазывают:
— Заходи! Срывай плоды!

Останавливают брови,
Преграждают путь дороги,
Не пускает Млечный Путь!
А судьба мой обруч катит,
И меня на всех не хватит,
Помогите кто-нибудь!